"Мы не дрогнем в бою". Отстоять Москву! | Страница: 57

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Я убит и не знаю…

Остатки полков выведенной, наконец, с передовой 137-й стрелковой дивизии медленно шли вдоль фронта, утопая в мартовской грязи. Полки, численностью с пару взводов каждый. Измученные бойцы, все еще не верившие, что их наконец-то сменили. Для «старичков» дивизии, тех, кто начал воевать с первого дня, это была первая возможность отдохнуть от боев во втором эшелоне.

Лейтенант Степанцев, заместитель командира 771-го полка по тылу, с болью смотрел, как истощенные лошади с трудом тащат повозки через грязь. Во многих местах их буквально на руках, крякая и матерясь, выносили из грязи бойцы.

Все хозяйство полка погрузить на лошадей было невозможно, и многие бойцы в вещмешках несли продукты, патроны и даже снаряды.

Увидев впереди себя знакомую фигуру капитана Набеля, Степанцев, то и дело выдергивая промокшие насквозь сапоги из грязи, с трудом догнал его.

– Антоныч, подожди немного. Дал бы ты мне еще кофеина, хотя бы несколько ампул.

Перед походом они сделали лошадям уколы кофеина, для бодрости, но все равно от истощения они были не в состоянии тянуть повозки.

– Кончился кофеин, весь раздал.

– А то у меня кобыла совсем не идет. Ткнул ее, упала и сама встать не может, за хвост уж поднимал.

– Посмотри, – сказал Набель, кивая на обочину.

У худой лошаденки, лежавшей на обочине, какой-то ездовой забрал последний клок сена, брошенный умирающей из жалости…


409-й стрелковый полк майора Князева остановился на переформировку в полусожженном селе с церквушкой. Наступала Пасха, но в избушках этого русского села праздником не пахло. Немногие оставшиеся в живых местные жители рады были грубому армейскому хлебу.

В санроту полка накануне Пасхи пришел новый комиссар полка Александровский. Старого, Акимова, сняли: на Березуйке, пьяный, угрожая пистолетом, хотел отобрать машину, которая должна была везти раненых в тыл.

– Делегация рабочих-шефов послезавтра приедет, – сказал Александровский военфельдшеру Богатых, – надо подготовить концерт. Мне рекомендовали вас как хорошего конферансье. Сможете?

Иван Богатых долго не мог понять, что хочет от него комиссар. Он после пережитого кошмара боев даже забыл, что означает это слово – конферансье.

– Попробую. А где выступать будем? – наконец, спросил он.

– В церкви. Чем не театр?

Делегаты от завода «Красное Сормово» привезли знамя и посылки с записками, которые все как одна заканчивались фразой: «Бейте фашистских гадов!»

Церковь была набита битком. Иван Богатых с наспех сколоченного подмостка объявлял номера – «Три танкиста», «Катюша», «Синий платочек», врач Пиорунский дирижировал, фельдшеры Хмельнов и Кравцов, Ира Мамонова, Катя Белоусова пели под баян. И так пели, что у многих собравшихся в церкви старушек блестели слезы на глазах. Бойцы, отвыкшие от музыки, месяцами слышавшие только свист снарядов и грохот разрывов, затаив дыхание, слушали хорошо всем известные песни. И каждая песня напоминала им что-то свое из мирной жизни.

– «Последний выстрел на войне», стихотворение, – объявил Иван Богатых.

Читая стихотворение, он всматривался в лица бойцов и женщин, в лики святых на стенах, а когда закончил и все закричали «Смерть немецким оккупантам!», ему показалось, что и святые со стен смотрят сейчас на него с одобрением, а не с укором, как раньше.

После концерта делегаты пригласили артистов к себе, долго расспрашивали о войне, а артисты – врачи и медсестры, санитары – вновь вспоминали, как ползали среди убитых, как перевязывали раны зубами, когда коченеют руки, как поднимали на столы до четырехсот раненых в сутки, как спали стоя, урывками, по пять минут.

Прощались с грустью. Иван Богатых заметил, с каким сочувствием делегаты из тыла смотрят им в глаза, как будто зная, что все они скоро станут холмиками вдоль дорог…


Всего лишь четыре недели отдыхала дивизия. В двадцатых числах апреля 137-я вновь получила боевую задачу: взять штурмом город Мценск.

Подполковник Владимирский понимал, что взять город будет труднейшей задачей. Мценск и до него неоднократно, но безуспешно штурмовали несколько дивизий. Но приказ был дан категорично: «К 1 мая Мценск взять».

Готовясь к операции, подполковник Владимирский понимал, что построена она в основном на риске и большая надежда будет на энтузиазм. Но в то же время он делал все возможное, чтобы задачу выполнить.

Дивизия получила пополнение, но без винтовок, поэтому решено было атаковать Мценск сводным полком, куда и было передано все вооружение и боеприпасы.

– В дивизии всего двадцать пять орудий, – напомнил Владимирскому новый начальник артиллерии дивизии полковник Трушников, – так что я со своей стороны успеха не гарантирую, тем более что снарядов выделили очень мало, всего половину боекомплекта на всю операцию.

– Командующий обещал помочь авиацией и «катюшами», с соседями о взаимодействии я договорился. Главный удар наносит наша дивизия, поэтому, думаю, вся помощь будет прежде всего нам. Завтра с утра на рекогносцировку. Алексей Федорович, – обратился Владимирский к майору Кустову, который исполнял обязанности начальника штаба дивизии вместо ушедшего на повышение и получившего звание генерала Яманова, – обеспечьте к утру явку всех командиров батальонов и рот. А потом вместе составим план боя.

Утром Владимирский и Кустов вместе со всеми комбатами и ротными, кто должен был участвовать в операции, вышли на рекогносцировку.

– Прежде чем Мценск штурмовать, надо сначала эту высоту взять, – сказал подполковник Владимирский, посмотрев в бинокль.

Было тихо, немцы не стреляли, хотя на рекогносцировку вышла большая группа командиров и был риск попасть под артобстрел.

– Три ряда проволоки, две линии траншей, – сказал майор Кустов, посмотрев в бинокль. – Данные разведки видны и отсюда. Наверняка есть минные поля. Да и сама высота – до нее еще километра два, если не больше. Там у них не менее двух батальонов, если не полк. Подступы, конечно, пристреляны артиллерией из-за Зуши.

Майор Шапошников, который только вышел из госпиталя и получил новое назначение, по просьбе командира дивизии оставленный в полку на период операции, тоже был на рекогносцировке. «Даже примерно не знаем, сколько здесь у немцев пулеметов, система огня не изучена, да они ее и не проявляют, – с огорчением думал Шапошников. – Атаковать Мценск одним полком… Тут нужна полнокровная дивизия, да артподготовка часа на четыре из сотни стволов, да авиации, лучше штурмовиков, надо бы заходов десять. А для развития успеха нужен хотя бы один свежий полк». О танках Шапошников и не думал: грязь вокруг была непролазная, а берега Зуши столь высокие, что до противника они вряд ли бы и дошли. Да и где их взять, танки…

Шапошников видел, что подготовка к операции ведется энергично, новый командир дивизии показался ему умелым организатором, с сильным характером, волей и явно с безупречной личной храбростью. Но все-таки ему казалось, что вся операция страдает прежде всего переоценкой своих сил. Главная надежда у нас была на стремительность атаки и пулеметы. Наконец, если физически после госпиталя Шапошников вполне отдохнул и набрался сил, то психологически он был не готов к новому кровопролитию. После всего пережитого, особенно в январских и февральских боях, когда дивизия теряла в бессмысленных боях тысячи людей убитыми и искалеченными, любое наступление сейчас, после серьезного отдыха и тщательной подготовки, казалось Шапошникову авантюрой.