— Да, — сказал Горлогориус. — Мы волшебники. Знаешь первое правило общения с волшебниками? Никогда не зли волшебника, даже если ты творец.
— У всех свои правила, — вздохнул Фил. — Куда деваться простому демиургу?
— Вино нормальное? — спросил Мэнни.
— Вполне.
— Так что там с ключом?
— А что с ключом? — вздохнул Фил. — Седьмой ключ — это второй… то есть левый…
— Он нам опять голову морочит, — сказал Горлогориус. — Второй, левый, седьмой… Что второй, от чего левый?
— Левый револьвер Святого Роланда, — сказал Фил.
Волшебники оторопели.
— Согласно легенде револьверы Святого Роланда покоятся в кобурах на статуе самого Святого Роланда, которую его последователи установили в тайной обители ордена, местонахождение которой не известно никому из смертных, не исключая и самих стрелков, ибо даже они не способны вернуться в обитель, которую когда-то покинули. — Мэнни перевел дух. — Как же можно добыть седьмой ключ?
— А вы наколдуйте мне еще вина, и я расскажу, — улыбнулся Фил. — Тут ведь целая история…
Горлогориус тихо застонал.
Кому вообще нужен этот бокс? Каннибализм — вот это круто.
Майк Тайсон
Ланселот сидел, привалившись спиной к колесу своего «Астон Мартина» и дышал. Совершенно неожиданно дыхание стало для него трудоемким и весьма болезненным процессом.
Рыцари и богатыри валялись вокруг в живописном беспорядке, и их позы наводили на невеселые размышления. Например, благородный сэр Борс пробил головой лобовое стекло «роллс-ройса» и большей своей частью находился в салоне машины. Только его ноги елозили по покрытому блестящим лаком капоту.
В сознании оставались только двое — сэр Ланселот и конечно же Илья Муромец. Богатырю тоже досталось в сражении, однако он был единственным, кто мог самостоятельно держаться в вертикальном положении. Муромец прихрамывал на правую ногу, его левый глаз заплыл от роскошного синяка, поставленного Ланселотом, но в целом богатырь чувствовал себя… неплохо. Если сравнивать с другими участниками побоища, разумеется.
— Хорошо, что мы никого не убили, — сказал Муромец, растаскивая в стороны Алешу Поповича и сэра Гарета, синхронно придушивших друг друга до потери сознания.
— Странно, что мы так никого и не убили, — поправил его Ланселот. — Черт бы побрал этот бокс. Голова трещит, как после недельной попойки.
— Слабоваты вы пить, как я погляжу, — заметил Муромец. — У меня после недельной попойки только изжога небольшая.
— Что русскому попойка, то англичанину смерть, — констатировал Ланселот. — Но мы так ничего и не решили, Илья. Согласен, драка смотрелась весьма неплохо, но вопрос с крокодилом… то есть с драконом, так и остался в подвешенном состоянии.
— Увы, — согласился Илья.
— Туповат он для дракона, — сказал Ланселот. — Конечно, драконы вообще большим умом не отличаются, но этот уж слишком тупой. Я бы на его месте во время драки куда-нибудь подальше уполз, а он до сих пор тут шатается.
— Уползешь от вас, — сказал Бозел. Теперь он мог наплевать на маскировку и не собирался молча терпеть оскорбления в свой адрес. — Если бы ты весил полторы тонны и имел четыре ноги общей длиной в один метр, хотел бы я посмотреть, как ты ползаешь. Подумать только, меня обвиняет в тупости человек, не сумевший реализовать численное преимущество два к одному.
— Если бы я его реализовал, ты бы сейчас не вякал, рептилия, — сказал Ланселот.
— От примата слышу, — сказал Бозел. — Знал бы ты, сколько я вашего брата сожрал.
— Знал бы ты, сколько вашего брата я насадил на свое копье, — огрызнулся Ланселот.
— Что-то я сейчас при тебе никакого копья не наблюдаю, — сказал Бозел, подползая ближе. — Может, стоит тебе ноги откусить?
— Великий герой постбатальных наступлений. — Ланселот сплюнул на траву. — Ты не был бы таким смелым, если бы эти парни за тебя не впряглись.
— Расскажи это сэру Гламуру и всем тем, кто приходил до тебя, — оскорбился Бозел. — Тоже мне благородные рыцари: вшестером на одного.
— Если считать по суммарному весу, тебя все равно больше, — сказал Ланселот. — И вообще, рыцарский кодекс по отношению к драконам и прочим чудищам применять нельзя. У вас нет чести.
— Поэтому я все ваше рыцарство переживу, — сказал Бозел. — И заложу крутой вираж над вашими братскими могилами. Думаете, я вымирающий вид, а у вас есть какая-то перспектива? Ха! Злобный Мордред уже наверняка поднимает свою черную голову и копит силы для нападения на Камелот. А ты, Ланс, про честь вообще бы молчал. Как будто я не знаю, что ты к жене своего сюзерена подкатывал.
— Не было ничего! — заявил Ланселот.
— Весь мир знает, что было, — сказал Бозел.
— Интересно, кто это ему разболтал, — пробормотал Ланселот, имея в виду то ли Бозела, а то ли весь Мир. — Узнаю — задушу мерзавца голыми руками.
— Ланселот и Гвиневера, Тристан и Изольда… Кобели вы, а не рыцари.
— Изольда? — удивился Ланселот. — Кто такая Изольда? Сэр Тристан на прошлой неделе дал десятилетний обет воздержания.
— Значит, не встретил еще, — сказал Бозел. — Ничего, если проживешь чуть подольше, увидишь, что я был прав.
— Ненавижу драконов, — сказал Ланселот.
— Ты мне тоже не особенно симпатичен, — сказал Бозел и отполз в сторону.
Муромец достал из своей седельной сумы флягу с медовухой и сделал основательный глоток, после чего предложил сосуд Ланселоту. Скривив разбитые губы, Ланселот приложился к импортному напитку.
— Неплохо, — сказал он. — Но виски, которое гонит старина Мерлин, все же получше будет. Посмотри у меня в багажнике, если тебе нетрудно.
— Опосля посмотрю, — сказал Илья, забрав флягу у Ланселота и сделав еще один глоток. — Как с драконом поступим?
— Не хотелось бы мне с вами еще раз драться, — сказал Ланселот. — Тем более из-за какого-то дракона. Тем более насмерть. Может быть, мы вас и победим, но при этом почти все рядом с вами и ляжем, а это слишком расточительная трата людских ресурсов. Надо дракона без драки поделить.
— А как без драки? Мы, богатыри, от своего слова не отступаемся.
— Мы, рыцари, тоже.
— И что ваш Мерлин с Горлогориусом не поделил? — вздохнул Илья.
— Крокодила, — сказал Ланселот, не признающий риторических вопросов.
— Я не крокодил! — крикнул Бозел издалека. — Я дракон! Сколько можно повторять? Дракон я!
— Только низенький и без крыльев, — сказал Ланселот.
— Ты тоже в этом прикиде на благородного рыцаря несильно похож, — заметил Бозел.