— Это вредно.
— Это вредно в любом случае, — сказал Джек.
— Я не получу от выкуренной на ходу сигареты никакого удовольствия, — пожаловался Гарри.
— Тогда не кури. И не разговаривай, чтобы не сбить дыхание. Мы остановимся, только когда стемнеет.
Надо же честному человеку чем-то зарабатывать на хлеб.
Бутч Кэссиди и Санденс Кид
Реджи подошел к трактиру «Синий носорог» через три часа после того, как Джек, Гарри и Горлогориус его покинули. У связки стрелок — волшебник была небольшая фора по времени, но Реджи двигался быстрее — ему не приходилось приноравливать свой шаг к темпу нестрелка.
За время последних странствий Гарри стал гораздо более спортивным, чем раньше, но до физического совершенства любого из стрелков ему было еще далеко. Очень далеко.
Как до звезд, прибитых гвоздями создателя к небесной тверди.
Ни один уважающий себя путешественник, проведший в дороге больше нескольких часов, не пройдет мимо попавшегося ему на пути трактира. Особенно если у него есть стойкие подозрения, что дальше никаких трактиров не будет.
Но поесть по-человечески Реджи не удалось. Едва он перешагнул порог придорожного заведения, как обнаружил направленные на него восемь дул.
— Здрасьте, — сказал Реджи. — Семен, и ты?
— И я, Реджинальд.
— Не ожидал.
— Сюрприз, — сказал Макаров.
— И пива мы не хотим, — сказал Винчестер.
— Я заметил, — сказал Реджи. — Судя по вашему поведению, вы хотите умереть. Я не против.
— Мы вызываем тебя на поединок, — сказала Беретта.
— Все четверо? — уточнил Реджи.
— Да.
— Мне нравится, что вы сократили официальную формулу вызова, — одобрил Реджи. — Перечисление имен, которые я и так знаю, навеяло бы на меня скуку. Кстати, хочу спросить чисто из любопытства — снова что-то не так сделал или вы меня просто не любите?
— Ты собираешься нарушить правило номер ноль, — сказал Винчестер.
— О, — улыбнулся Реджи. — Опять видели сон?
— Разумеется.
— И сразу же возжаждали моей крови?
— Мы не получаем удовольствия при мысли о том что нам предстоит сделать, — сказал Макаров.
— Но и особых угрызений совести вы тоже не испытываете, — заметил Реджи. — Обсудим регламент?
— Какой еще регламент?
— Я говорю о том, как именно вы хотите умереть, — сказал Реджи. — В четырех последовательных, эстетично обставленных джентльменских поединках или в ходе тупой беспорядочной пальбы во все стороны? Если вы спросите меня, то я голосую за пальбу — она здорово сэкономит время. Я, знаете ли, тороплюсь. Вселенная в опасности и все такое.
— Да, нам говорили, — согласился Винчестер. — И мы решили, что на вселенную нам плевать.
— Мне в общем-то тоже, — сказал Реджи. — Но в данный момент я работаю. А у меня есть очень нехорошая черта — если я взялся за дело, то обычно довожу его до конца.
— Если только не умираешь в процессе, — сказал Джереми.
— Со мной такого еще никогда не случалось.
— Не хочу показаться банальным, но должен заметить, что хватит и одного раза, — сказал Джереми.
— Ты прав, это банально, — сказал Реджи. — Перед перестрелкой надо сказать что-то стильное, а не повторять мысли, протухшие в позапрошлом веке.
— Давай уважим паренька, — сказала Джейн. — Это же его последнее желание, Винчестер.
— Мне ничего стильного в голову не приходит, — признался Джереми.
— Из-за таких типов, как ты, о нас может сложиться превратное мнение, — пожаловался Реджи. — Ну кто-нибудь что-нибудь скажет?
— Если тебя так приперло, можешь сказать сам, — заметила Джейн. — Это ведь твои похороны.
— Некоторые считают, что стрелять в женщин некрасиво, — заявил Реджи. — Я же всегда выступал за равенство полов.
Он швырнул свой саквояж в лицо Винчестеру, одновременно отпрыгивая влево и выхватывая свои револьверы.
Шесть стволов (исключая револьверы Винчестера, у которого сбился прицел) рявкнули хорошо спевшимся хором, но ни одна пуля не достигла цели. Реджинальд был слишком быстр.
И очень прыгуч.
Ему удалось добраться до окна. Выбив левым револьвером стекло, Реджи вылетел на улицу, перекатился по земле и прислонился спиной к стене трактира. Пролетая сквозь окно, ему удалось оценить толщину этой стены — прострелить ее насквозь из револьвера было невозможно, а применение в междоусобных разборках другого оружия считалось неэтичным.
Оставшиеся внутри стрелки не спешили выпрыгивать вслед за Реджи и немедленно продолжать перестрелку. Макаров покинул трактир через дверь и пытался зайти к Реджи с тыла. Джереми постучал револьвером по подоконнику.
— Ремингтон? — позвал он.
— Слушаю тебя, Винчестер.
— Будь хорошим мальчиком, скажи, ты справа или слева от окна?
— Я везде, — сказал Реджи.
— Хорошо прыгаешь. Как мячик.
— Спасибо. Я тренировался.
— Профессионал знает, когда он проиграл схватку. Ты не хочешь пустить себе пулю в лоб и избавить всех присутствующих от лишнего беспокойства?
— Я над этим подумаю, — пообещал Реджи.
Макаров уже добрался до угла.
— Винчестер, вы наверняка уже разработали гениальный план, как обойти меня с тыла, — сказал Реджи. — И пока ты заговариваешь мне зубы, кто-то собирается пристрелить меня из-за угла. Не советую.
— Почему так?
— Просто поверь мне на слово.
— Знаешь, в чем твоя проблема, Ремингтон?
— Я слишком много разговариваю, да?
— Точно.
— У всех свои недостатки.
Стрелки любят ночь. Они специально одеваются во все черное, чтобы раствориться в темноте ночи. Но дуло револьвера Макарова предательски отразило лунный свет, и этого оказалось достаточно, чтобы внимательно наблюдавший за подходами Реджи всадил коллеге пулю в грудь.
— Кто из вас умер? — поинтересовался Джереми.
— Угадай, — сказал Реджи.
— Совесть не мучает?
— Как говорил Рембо, это вы пролили первую кровь.
— Ты разве ранен?
— Я имел в виду, что вы первыми начали в меня стрелять.
— Беседовать с тобой — одно удовольствие, — сказал Винчестер. — Но мы произнесли слишком много слов и выпустили слишком мало пуль.
— Так сделайте что-нибудь по этому поводу, — сказал Реджи.