— Теперь я попробую! — крикнул Громов.
— А может…
— У тебя только две руки, не забывай об этом. А язык вообще один.
— Передаю управление!
— Так-то лучше.
Громов в точности повторил все маневры, продемонстрированные ему пилотом, с той лишь разницей, что зависание получилось у него лишь с третьей попытки. Руки сами вспоминали или угадывали, что от них требуется. Но когда, совершив слишком резкий вираж, Громов едва не коснулся лопастями винта верхушек деревьев, пилот забеспокоился:
— Не так! Плавнее нужно.
— Показывай.
— Аккуратненько тянете штурвал влево, — пилот именно это и проделал, — изменяется наклон винта, и машина тоже поворачивает влево. Вправо… — Он исполнил поворот в противоположном направлении. — Понятно?
— Понятно. — Перехватив штурвал, Громов наклонил его от себя и удовлетворенно прокричал: — О, вспомнил! Это пикирование, верно?
— Ага! — опасливо подтвердил пилот. Когда до земли осталось всего ничего, он не выдержал и рванул штурвал на себя. — А это было кобирование, — сообщил он, отдуваясь. — Набор высоты.
— Пикирование мне нравится больше, — признался Громов.
— Я заметил, — кивнул пилот с вымученной улыбкой.
— Ладно, — сжалился над ним Громов. — Пикировать больше не будем. Показывай, как давать задний ход… И еще научи вокруг оси разворачиваться…
— Вот, смотрите…
Через десять минут Громов разошелся настолько, что едва не настиг сороку, припустившую над прогалиной. Птица вовремя нырнула в чащу. Правда, вертолет не повторил ее маневр лишь благодаря своевременному вмешательству пилота.
— Лихо, — признал он, когда вывел машину из пике.
— То ли еще будет! — громко пообещал Громов.
— Да?
Гримаса, появившаяся на сером лице пилота, выражала все что угодно, только не восторг.
* * *
Десантники слишком рано обнаружили подвох и повернули обратно. Вылови они бутылку с радиомаяком чуть ниже по течению, и все закончилось бы для них иначе. Да только в реальной жизни не существует сослагательных наклонений. Только «да», только «нет». Или — или.
— Вот и гости к нам пожаловали, — проворчал Громов, удерживая вертолет над прогалиной. — На свою беду.
— Вижу, — закручинился пилот. Его упавший голос совершенно потерялся в шуме двигателей.
Пятнистые фигурки, сгрудившиеся на опушке, были из той же немой оперы, что и он сам. Лишь жестами и мимикой они выказывали свое раздражение. Издали Громову показалось, что командир, призывно машущий руками, даже подпрыгнул на месте от нетерпения. Ему непременно хотелось лететь дальше.
— Вас генерал-майор Чреватых по мою душу прислал? — скучно осведомился Громов у пилота.
— Командующий округом? Вы что! Я его и в глаза никогда не видел. У меня командир один — мой лейтенант, бляха-муха.
— Бляха-муха?
— Вообще-то он Романюк.
— Романюк? — Громов поморщился. — Он, значит, твой бог и царь?
Пилот осторожно пожал понурыми плечами и промолчал.
— Что? — спросил Громов. — Никак не решишь, кем именно приходится тебе твой Романюк? Царем? Богом?
— Ага, — облегченно признался пилот. Он заметил на губах соседа улыбку и подумал, что тот шутит.
— И твое дело маленькое, м-м? — продолжал допытываться Громов, не сводя глаз с приближающегося отряда.
— Маленькое! — громко подтвердил пилот, радуясь тому, что его так хорошо понимают.
— Делать что велено и ни о чем не думать, так?
— Так. Именно так.
— Тогда вот тебе мой приказ, — сказал Громов, поднимая вертолет чуточку выше. — Прыгай!
— Тут же не меньше десяти метров! — ужаснулся пилот, осторожно посмотрев вниз.
— Девять с половиной, максимум.
— Я себе все кости переломаю!
— От переломов ты и здесь не застрахован. Я понятно выражаюсь?
— Понятно. — Пилот вновь бросил взгляд на землю под собой.
— Тогда смелее, — подбодрил его Громов. — Думаю, ты выживешь, ас. Ведь у вас, надеюсь, не бытует добрая традиция добивать раненых?
— Вроде бы нет. — Если где-то и следовало поискать уверенность, то только не в этой фразе.
— Значит, прыгай. Тебя уложат на носилки и с почестями доставят в медсанбат. А лейтенант Романюк станет приносить скромные полевые цветы в палату такого героя.
— От него дождешься!
— Ты предпочитаешь, чтобы он возложил свой букет на твою могилу?
Заметив всполохи белого пламени в глазах Громова, пилот осекся, перебрался из кабины в отсек и отодвинул дверцу. Наверное, он что-то хотел сказать на прощание, но благоразумие взяло вверх. Он просто шагнул вниз, и ветер унес его отчаянный крик в неизвестность.
В ту же секунду Громов направил вертолет на живописную группу, собравшуюся внизу. Рты у всех превратились в маленькие черные дырочки. Один, самый сообразительный, вскинул автомат, и возле его пламегасителя затрепетал голубой дымок. «Фонарь» из толстого стекла на носу вертолета украсился двумя новыми отверстиями, в которые ворвались тугие струи холодного воздуха.
Но шквальный огонь отряд открыть не успел. Геликоптер обрушился на людей всей своей гремящей махиной, закручивая вихри пыли и лесного мусора. Он шел почти над самой землей, будто намеревался хорошенько проутюжить ее вместе с людьми. Их потрясенные вопли звучали не громче комариного писка.
Двоих или троих зацепило растопыренными колесами, и они покатились по траве. Но еще большее количество человеческих фигурок смело ураганным ветром, когда вертолет завис прямо над ними, крутясь из стороны в сторону. Немо разевая рты, они валились как попало, беспомощно цепляясь друг за друга.
— Не ходите, дети, в Африку гулять, — процедил Громов сквозь зубы.
Он и сам не смог бы объяснить, что помешало ему пустить в ход пулемет. Может быть, просто представил себе глаза матерей этих молодых ребят, когда они будут читать похоронные извещения. Все-таки не закоренелые преступники перед ним находились, а обычные солдаты, не привыкшие обсуждать приказы командования.
Но трепку они все же заслужили, и Громов не успокоился, пока основательно не проучил все это воинство. Трижды заходил он на цель, продолжая сбивать с ног всех тех, кто пытался оказать хоть малейшее сопротивление. Ну, а лейтенанта Романюка вертолет вообще основательно изувечил, вогнав его в землю чуть ли не по пояс.
Когда «Ми-29» с торжествующим рокотом взмыл над полем боя и перевалил за верхушки сосен, Громов услышал позади слабое потрескивание автоматных очередей, но возвращаться не стал. Цель была достигнута. Десантники, снабженные лишь рациями для поддержания связи друг с другом, остались в совершенно беспомощном положении. Громов рассчитывал, что они, с двумя ранеными на руках, не скоро успеют добраться до ближайшего населенного пункта и известить начальство о провале своей операции. Тем более что Романюку теперь долго будет не до командования, а его деморализованные бойцы способны к самостоятельным действиям в той же мере, что и стадо баранов. Это означало, что генерал Чреватых еще некоторое время будет находиться в счастливом неведении. Полученным преимуществом следовало распорядиться с толком.