Тот, что постарше, сидел на заднем сиденье бордового джипа, шины которого были отмыты мокрой травой до лоснящейся черноты. Несмотря на распахнутую дверцу, наружу он выбираться не собирался. Седой, нахохленный, с росчерками сажи на белом лице мужчина просто сидел и мысленно гадал, чем, когда и как закончится его беседа с человеком, который стоял в двух шагах напротив, проверяя оружие.
Этот был почти черноволос, хотя волосы его отливали не синевой, а едва заметной рыжинкой. В них, если хорошенько приглядеться, можно было обнаружить несколько седых прядей. Они начинались у висков и плавно уходили назад, за уши. Но всякий, кто сталкивался с этим человеком лицом к лицу, в первую очередь обращал внимание не на его прическу, а на его глаза. Неправдоподобно светлые зрачки, очерченные черной каймой, приковывали взгляд. И хорошо, если выражение их было дружелюбным или, по крайней мере, безразличным. На седого мужчину они смотрели иначе, и это заставляло того неловко ерзать, словно не мягкая кожаная подушка под ним находилась, а постепенно накаляющаяся сковорода.
Вооружение светлоглазого состояло из плоского пистолета и револьвера с откидывающимся барабаном. Из девяти его ячеек лишь две отливали латунной желтизной. Остальные были пусты. Одна черная пустота в них зияла.
Вернув барабан на место, светлоглазый бросил револьвер к ногам седого. Тот вздрогнул, хотя стук был смягчен ковровым покрытием.
— Поднимете его позже, — предупредил светлоглазый, занявшись пистолетом. — Осталось взвести курок, и все.
— Что значит: и все? — спросил сидящий в джипе. Его голос звучал сдавленно.
Собеседник не ответил. Передернул затвор пистолета, загоняя в ствол единственный патрон, оставшийся в обойме, снял оружие с предохранителя. Потом сунул пистолет за пояс так, что его ребристая рукоятка оказалась поверх свитера, и пробормотал:
— Порядок. Вы готовы, Геннадий Виленович?
— К чему?
Пауза была долгой-долгой. Оглушительно прострекотала сорока, пронесшаяся над автомобилем, и седой опять вздрогнул.
Собеседник ткнул пальцем в брошенный револьвер и сказал:
— В нем две пули одиннадцатого калибра. Надеюсь, этого хватит вам, чтобы поразить свои выдающиеся мозги военного стратега и тактика? Не промахнетесь?
— Ч… что?
— Вы же сами мне пытались толковать что-то об офицерской чести, Геннадий Виленович. Самое время стреляться. Это я вам как специалист говорю.
— Вы обещали дать мне шанс! — взвизгнул седой.
— Он у вас под ногами валяется, шанс. Стоит лишь руку протянуть.
Глаза сидящего в джипе наполнились пониманием. Он посмотрел на брошенный к его ногам револьвер, потом перевел взгляд на рукоятку пистолета противника, курок которого тоже нуждался во взводе.
— Поэтому вы велели мне оставить рапорта при себе? Чтобы их нашли в кармане у тру… — Седой проглотил окончание страшного слова и заменил его другими: — При мне? Хотите инсценировать мое самоубийство?
— Самоубийство вы фактически уже совершили, Геннадий Виленович. Когда отдали приказ заложить в самолет взрывчатку.
Светлоглазый помолчал, как бы решая, стоит ли продолжать никому не нужный разговор. Наконец неохотно добавил:
— Кроме того, инсценировать я ничего не собираюсь. Пока. — Его взгляд многозначительно остановился на брошенном револьвере. — Все в ваших руках, Геннадий Виленович.
Седой сидел некоторое время неподвижно, собираясь с духом. Морщины на его лбу то углублялись, то разглаживались. Потом, преувеличенно кряхтя, он наклонился вперед. Прежде чем протянуть руку, взглянул на стоящего в двух шагах мужчину, который, не обращая на него внимания, прикуривал сигарету.
— Смелее, — ободряюще кивнул тот и снова чиркнул колесиком зажигалки. Пламя упорно не желало вспыхивать. Мужчина для верности обхватил свою никудышную зажигалку обеими руками. — Ну, что вы там копаетесь, как баба в рейтузах? — Сигарета при этих словах мужчины перекочевала из одной половины его рта в другой. Он смотрел только на нее, словно заранее считал противника трупом.
Это было не просто недопустимой беспечностью с его стороны. Верхом глупости и самонадеянности. Потому что рука противника уже успела завладеть револьвером, и пальцы его смыкались на рукоятке, осторожно, будто это была шея ядовитой змеи. Вот большой палец бесшумно взвел курок, вот указательный пролез в предохранительную скобу, выискивая наиболее оптимальное положение на спусковом крючке.
— Черт! — Светлоглазый принялся рассматривать прозрачную зажигалку на просвет, пытаясь определить, сколько горючей смеси в ней осталось.
Еще одна вопиющая ошибка с его стороны. Ему бы вместо этого последние секунды отмерянной ему жизни отсчитывать. Доли секунды. Десятые доли.
Револьвер вскинулся так стремительно, что на какое-то мгновение вообще исчез из виду. А как только замер, уставившись в живот светлоглазому, так сразу и прозвучал сухой хлесткий выстрел.
Одновременно с ним коснулась земли выроненная зажигалка.
Седой смотрел не на нее, а на ствол револьвера в своей руке. Он не дымился. Дымок струился из направленного на него пистолета. Это была загадка. Каким образом он оказался в руке противника? Силясь понять это, седой опрокинулся внутрь джипа, где все было залито его собственной кровью. В его глазах застыло изумление, а между ними зияла черная дыра, похожая на жирную точку.
Власов провел эту беспокойную ночь в служебном кабинете. Несколько раз он заходил в комнату отдыха и падал на диван, приказывая себе поспать хоть немного, но толку от этого не было. И тогда Власов либо принимался мерить шагами кабинет, либо усаживался в кресло, чтобы вновь и вновь перелистать дело Громова.
Сам майор бесследно исчез, покрошив из пулемета целое воинство и захватив в плен командующего округом. Зная методы Громова, можно было не сомневаться в том, что к утру он будет располагать всей интересующей его информацией. Это означало, что с докладом к Власову он спешить не станет. И провести диспут на тему «Что такое хорошо и что такое плохо» тоже не предложит. У него свои понятия о справедливости, и переубеждать такого — гиблое дело.
Гиблое дело. Именно.
Власов вскочил на ноги и двинулся в обход кабинета, не подозревая, что очень напоминает при этом зверя, ищущего выход из ловушки, в которую сам себя загнал. Одна-единственная мысль владела им: как упредить Громова? Разумного решения не было. Не мог же Власов подключить к поискам соответствующие службы. При таком варианте неизвестно, к кому в руки попадет Громов и что он успеет наплести коллегам по пути в Управление.
Первый просчет Власов допустил при организации покушения возле МХАТа. Но он и не ожидал от камикадзе Шадуры точного исполнения инструкций. Когда ты вынужден использовать для выполнения задания дилетанта, вероятность успеха мала. Другое дело — волкодавы из особого отдела. Как же они упустили верную добычу, сунувшуюся им прямо в пасть?