Надо зайти к Агате, проследить, чтобы она расправила кровать, чтобы почистила зубы, чтобы собрала рюкзак на завтра.
Утром хлеб так и остался лежать на столе. Черствый. Теперь его лишь на корм голубям и уткам. Они раньше ходили с Агатой в парк. Девочке нравились утки. И белки. Она их кормила с руки. Раньше…
Не стала даже пить чай, стояла у окна, ждала.
Хлопнула одна дверь, хлопнула другая. Агата пошла в туалет.
– Надо что-то делать, – тихо сказала мама.
Шаркали шаги.
– Тебе надо, ты и делай, – ударило в спину.
– Ты идешь сегодня в школу?
– Иду. На второй урок.
Второй урок. Мама уже уйдет, на работу, ей к девяти.
– Во сколько сегодня придешь?
– Синявина к себе звала. У нее днюха.
На мгновение вернулась жизнь. День рождения – как будто из прошлого, что-то хорошо забытое, радостное.
– Ты придумала, что ей подарить? – спросила, торопясь. – Есть деньги на подарок?
Дверь комнаты захлопнулась, отсекая последний вопрос.
Мама ждала, надеясь на чудо. Сейчас… вот-вот… сию секундочку дверь откроется и к ней вернется прежняя Агата. Нет, не добрая милая девочка, она такой никогда не была. Агата всегда была огненной, всегда резкой. Но сейчас… сейчас был пепел, не огонь.
– Иди к психологу, – посоветовали на работе. – Тут нужен специалист.
К специалисту идти было страшно. Почему она должна чужому человеку рассказывать о своих неудачах? И потом – ничего еще не произошло. Надо всего лишь подождать. Немного. Она сейчас вдохнет воздуха на работе и снова попробует с Агатой поговорить. Мама представила этот разговор и зажмурилась.
Психологом был мужчина с незапоминающимся лицом. Вроде красивый, вроде участливый, но отвернись – не вспомнишь.
– Она вами манипулирует.
– Что?
Врет! Нагло придумывает. Чтобы ее Агата издевалась над любимой мамой?
– Испытывает зону своего влияния. Вы ругаете свою дочь?
– Да.
– Ударить хочется?
Вопрос был прост в своей искренности. Но ведь бить детей нельзя, за это могут отдать под суд. Столько случаев, когда детей забирали! Но этот бесцветный мужчина все знает. Смотрит, чуть улыбается.
– Я скажу по-другому. – Мужчина уселся в кресле поудобней. – Мы кричим и деремся, только когда нам не все равно. Если человек безразличен, мы и переживать не будем. Но если нас что-то задевает, вот тут мы восстаем. Вы переживаете за Агату, вам обидно, что она так себя ведет, вам не все равно, что с ней происходит. Именно поэтому она такая. На ваше доброе слово она будет отвечать грубостью. Потому что ее грубость ничего не изменит в вас. Вы все равно будете ее любить, будете готовить ужин, спрашивать про школу, покупать одежду. Ваша дочь понимает свою безнаказанность. И каждый раз проверяет ее границы. Раньше против ее хулиганства был ваш авторитет. До какого-то возраста дети еще боятся взрослых, опасаются учителей. Но в тринадцать-четырнадцать лет это заканчивается. Они понимают, что взрослые ничего им сделать не могут. Максимум – наорать или ударить. Но можно наорать в ответ, на удар ответить ударом, или, что еще страшнее, они могут просто уйти, чтобы вы еще больше переживали.
– Вы предлагаете мне умереть? – Мысль была неожиданной, но на мгновение показалась спасительной.
Психолог усмехнулся. Нет, у него были другие предложения.
И тут мама вспомнила, что можно сделать, когда сил больше не останется.
Агата забыла, что у них дома есть телефон. Стационарный, с проводом, с большой черной трубкой и массивной базой. Трезвонило не в ее комнате. Где-то в недрах квартиры.
Она не сразу поняла, что именно издает такие противные звуки. Поначалу звонки неплохо вписывались в канву музыки, а потом стали из нее выбиваться.
Агата подождала – трубку должна была взять мама. Не брала. Ушла уже. Почему всегда все не вовремя? Особенно у мамы. Наверное, это она и звонит. Проверяет. Ну конечно! Это мама умеет делать хорошо. Лезть, мешать и проверять.
– Варнаева? – ворвался в трубку возмущенный крик человека с одышкой. – Ты почему не в школе?
– Это кто? – После долгого молчания голос был хриплый.
– А разговаривать со взрослыми с уважением тебя не учили? Это Дарья Викторовна. Не узнала?
Агата оглядела прихожую. И чего она раньше не ушла? Не так. Зачем она телефон нашла?
– Здравствуйте, Дарья Викторовна, – печально произнесла Агата. – Извините, пожалуйста, но у меня очень мало времени.
– Надеюсь, ты торопишься в школу?
– Нет, я тороплюсь в больницу. У меня мама в тяжелом состоянии. Мне сейчас надо в аптеку за лекарствами и туда.
– Какую больницу? – опешила учительница.
– Пятьдесят третью, клиническую. У мамы тяжелая форма воспаления легких. Надо делать МРТ и постоянные капельницы. Две недели уже. Процедура через час, мне бы не опоздать.
Повисла пауза. Было слышно шуршание – классная перекладывала трубку из руки в руку.
– Да? – со вздохом произнесла наконец. – А сама ты как? Еду кто готовит? Что с деньгами?
– Нормально. У мамы есть сестра, она приходит иногда. Но мне уже надо бежать. Нельзя задерживать процедуры, а я еще лекарство не привезла. А там может быть очередь. И еще в аптеку…
– Конечно-конечно. – В голосе учительницы появилось сожаление. – Тебе какая-нибудь помощь нужна?
– Что вы! Спасибо. Я справляюсь. – Агата смотрела на свою куртку. Сейчас одеться – и на улицу. Пока еще кто не проявился. – Вы меня извините. Тут еще должны из больницы позвонить. Я, наверное, завтра приду взять уроки. Если маме будет полегче.
– Не торопись, не торопись. Что же ты раньше не сказала? Мы это как-нибудь решим. Передавай привет маме. Пускай скорее поправляется.
Агата повесила трубку, глянула на старенький аппарат со стертыми клавишами и выдернула вилку из розетки. Тупой пережиток прошлого этот телефон. И зачем только мать за него платит?
В чате появился Емельянов. Ты смотри, не одна она забила на уроки.
«Когда будет готово?» – вывела она вопрос.
Емельянов тянул. Он любил создавать вокруг себя таинственность, еще и улыбался все время как дебил.
«Не плачь, подруга! – отозвался он минут через десять – дурацкая манера тянуть время. – Все почти сделано!»
«Почти – это не все! Твои ставки падают».
И через пять минут – Агата успела про него забыть:
«Не суетись, заказчик. Наши ставки на высоте. Слава Ассанжа освещает нам путь».