— Так вы, значит, не знаете, что же так настойчиво искали эти люди? — подозрительно щурясь спрашивает меня сотрудник ФСБ, который на вопрос как его называть, ответил, что он «просто Володя», хоть и на добрый десяток лет старше меня.
Я делаю отрицательный жест.
— Очень жаль, очень, — не сходя с подозрительного тона заключает он, — очень, очень. Ведь не исключено, что именно эта вещь многое объяснила бы. Например, почему Коцик перед смертью произнес «ЦРУ».
— Возможно. Но скажу вам честно. Если бы «это» было у меня, я бы никогда не пошел на такую авантюру, а просто бы выполнил требование похитителей.
Просто Володя вынимает из кармана носовой платок, выпускает в него соплей, на добрую треть стакана, после платок вместе с содержимым прячет обратно, а вместо него достает визитную карточку, сует мне и поясняет:
— В таком случае, нет худа без добра. Что им было надо, вы не знали, и поэтому совершили действия, в результате которых была обнаружена подпольное производство наркотических средств. Видите, как все хорошо получилось? Но, все-таки, если вам вдруг станет известно что-нибудь этакое, что позволит установить, что же им было от вас нужно, вы ведь…
— Всенепременно, если что-то узнаю, сразу же и сообщу.
«Жмурко Владимир Мазаевич, — читаю я на картонке, — Общественная организация «Молодежный туризм», ответственный секретарь».
Странное отчество у этого «ответственного секретаря» — Мазаевич. Может быть, поэтому он и предпочитает быть «просто Володей»?
Как бы там ни было похищение Марго вопрос второстепенный и интересует компетентных товарищей поскольку постольку. Обнаружение подпольного производства наркотического зелья на предприятии, принадлежащему де-факто народному депутату и известному борцу с преступностью Алексею Федорову, вот гвоздь программы. А если добавить к этому, что его помощник и доверенное лицо был этой же ночью убит в перестрелке, то это даже не гвоздь программы, а основной хит года.
На фабрике появляются все новые и новые толпы правоохранителей. Вытащены из постелей и привезены недоспавшие, насмерть перепуганные исполняющий обязанности директора «Чезаре» и другие приближенные к нему лица. С ними начинается серьезная работа. Замечаю заспанные фэйсы кое-кого из городского и областного начальств и представителей прокуратуры. Эти, правда, предпочитают не вмешиваться, и лишь наблюдают со стороны за работой своих подчиненных. Они не знают, радоваться им или огорчатся. На их лицах невооруженным глазом читается вопрос, который в свое время очень любили задавать датские принцы. Их можно понять, подпольная лаборатория, в которой к тому же обнаружены запасы готовой к употреблению продукции, это хорошо, это повышение в должностях, это очередные звания. С другой стороны, кому-то придется выяснять личный вклад Федорова в ее создание. А вот это уже может принести большие неприятности. Потому что Федоров — это фигура. Он народный избранник. У него депутатская неприкосновенность. У него связи. И у него, и это самое главное, много-много денег.
На пороге лаборатории показывается с фотокамерой на шее не в меру пронырливый журналист (и откуда только узнал). Его действия тут же пресекаются, камера отбирается, пленка засвечивается, он сам вытуривается взашей, а вся территория предприятия оцепляется ОМОНом. Надо сказать, что я бы с удовольствием поменялся с ним местами, потому что чувствую себя крайне лишним на этом празднике жизни.
Улучив момент, я делюсь своими соображениями с Сорокой, и он понимающе кивает, смотрит на часы, стрелки которых стоят на полшестого (в прямом смысле этого слова), и говорит, что действительно пора сваливать.
С фабрики мы уходим вдвоем, после того, как дали показания, никто нас не задерживает.
— Скорее бы добраться домой, — стонет Игорь, — хоть один часок поспать перед работой. Жалко, что завтра только пятница, а не суббота.
— А ты позвони Барышеву и скажи, что всю ночь провел, совершая подвиги на благо отечества, пусть он даст тебе отгул.
— Вот именно из-за этих, как ты говоришь, подвигов, он тут же затребует меня к себе первым делом. Захочет все узнать из первых рук. Да и черт с ним. Идем быстрее, доставлю тебя домой.
— Тогда у тебя и вовсе времени на отдых не останется. Ко мне не близко. Ты лучше подбрось меня до стоянки такси, а дальше я сам доберусь.
— До такси, говоришь, — он задумывается. — Слушай, может и тебе не стоит в такую даль тащится? Поехали ко мне. Ко мне намного ближе. Я на Пирогова живу, рядом с крытым рынком, знаешь?
— Один живешь?
— Нет, с матерью. Но ты не переживай, она у меня гостеприимная. Квартира трехкомнатная. Целую комнату получишь в распоряжение. Выспишься хорошо, отдохнешь. И потом, может и не стоит тебе сейчас домой возвращаться. Мало ли что.
Я не заставляю себя долго упрашивать. Может быть Сорока и прав. Устал я до чертиков, до дома еще пилить и пилить, а там Логинов начнет с разговорами приставать, надо будет что-то говорить, а думать совершенно не хочется. Я киваю головой в знак согласия и думаю о том, каким выгодным знакомым оказался так нелюбимый сперва мною Игорь Сорока. И к Харину подоспел как раз вовремя, и живет недалеко от компании «Чезаре», сплошные удачные совпадения, да и только.
Серафима Александровна, мать Игоря Сороки, сухонькая юркая женщина без возраста, из той серии, которые всегда всюду успевают: и порядок дома навести, и обед приготовить, и запасов на всю зиму заготовить, и с соседками на лавочке покалякать о том, какая трудная нынче пошла жизнь. Я, совсем забыв который час, по привычке желаю ей доброго утра, и она проводит меня в ванную комнату.
После меня ждет настоящий домашний борщ с фасолью и шкварками, а на второе — голубцы, обильно политые сметанным соусом. Ем я с таким аппетитом, как будто всю ночь разгружал вагоны с углем. Хозяйка улыбается и предлагает мне добавки. Я не отказываюсь и искренне заверяю ее, что в жизни не едал такой вкуснотищи.
Чаепитие мы переносим в гостиную комнату, во время которого Серафима Александровна предлагает мне посмотреть их семейные фотографии. Я не отказываюсь. Не потому, что мне это очень уж интересно, просто я знаю, что старые люди любят вспоминать свое прошлое и рассказывать о нем всем, кто захочет их слушать. Я благодарен этой женщине за приют и вкусный обед и мне в свою очередь тоже хочется сделать ей в ответ что-нибудь приятное.
Созерцание фоток с мордами Сорокиных бабок, дедов, двоюродных братьев и троюродных теток, племянников и соседей по подъезду, быстро надоедает, и я начинаю уже подумывать, как бы поделикатнее закруглиться с этим занятием и сказать тете «пока».
Мамаша Игоря откладывает в сторону один альбом и принимается за второй.
— Здесь более недавние фотографии, — поясняет она. — Это он на работе, с коллегами.
В самом деле, кроме Сороки, узнаю бледную рожу Жулина, красную Шитрина и еще одну бледно-красную с большим загнутым носом — старшего группы тылового обеспечения капитана Зураба Квиринашвили.