На краю раковины я нашел обмылок, которым без колебаний воспользовался. Вымылся выше пояса, пальцем почистил зубы. Если отвлечься от цвета, то становилось понятно, что вода чистая и свежая.
— Ты вчера с Плюшки прибыл? — поинтересовался ближайший сосед, когда я закончил умываться.
Я кивнул.
— Привез Мастера и Романа?
Я снова кивнул.
— Говорят, ты по пути «Берсерк» сжег?
На этот раз пришлось отказаться от языка жестов.
— Не совсем так. Придумал, как его сжечь. Стреляла Лена.
— Все равно неплохо, — решил собеседник.
Вернувшись из «умывальни», я обнаружил Лену прихорашивающейся. Странное дело, почему-то до этого я был уверен, что косметику она игнорирует. Однако, нет! Откуда-то из карманов комбинезона был извлечен тюбик крема, которым она экономно намазывала лицо и шею и помада неброского телесного цвета.
— С Земли? — спросил я.
— За настоящую косметику бабы друг другу волосы выдергивают, — усмехнулась Лена.
— Потому и стрижешься коротко?
— И поэтому тоже. — Она ответила без тени иронии. — Помада настоящая, выменяла у одной дурехи, которая не сразу поняла, что здесь в цене. А крем — наше производство. И для рук, и для ног, и для лица выпускают. Понятное дело, не французская косметика. Но лу чше, чем ничего… Ну что, на завтрак?
Если «умывальня» напомнила мне не то пионерский лагерь (знакомый, впрочем, только по кино), не то казармы, где довелось быть на сборах, то столовая окончательно закрепила это впечатление. Окно в стене, стопка подносов рядом. Ставишь поднос, на него плюхают две тарелки, стакан — и можешь быть свободен. Садись за любой из длинных столов (стальных, казенных донельзя) и ешь.
На завтрак сегодня была черная яичница-глазунья, черный творог с черной сметаной, черный хлеб и черный кофе. Эстетическое чувство не раздражал лишь кофе — даже хлеб был слишком, ненатурально темным.
— Мне нравится, — неожиданно изрекла Лена, водружая поджаренный желток на кусок хлеба и отправляя в рот. — Знаешь, мне слишком красивая еда всегда казалась подозрительной. Нарезали все затейливо, разложили согласно фэн-шую, побрызгали десятью соусами, укра сили двадцатью травами. Не знаешь, что и делать — любоваться или есть. Может, оно и невкусное, а тебе этот натюрморт уже все вкусовые сосочки запудрил. А если вкусно — то еще хуже!
— Почему?
— Да потому, что жалко есть красивую еду! А здесь все просто. По форме понял, что перед тобой. Положил в рот. И наслаждаешься вкусом в чистом виде, не отвлекаясь на разного рода красивости!
— В принципе подход понятный, — признал я. — В Москве есть ресторан, где еду подают в полной темноте. Там даже не знаешь, что именно тебе принесли.
— Ну ничего себе. А официанты как работают?
— А официанты там слепые.
— Шутишь, — подозрительно сказала Лена.
— Да я о нем материал писал…
Народ в столовой не задерживался. Люди быстро ели, относили свою грязную посуду в окошко, ведущее на мойку, и уходили. Судя по разговорам, обещанное сегодня общее собрание интересовало всех.
— Женщин у них совсем мало, — негромко заметила Лена, допивая кофе. — Я прикинула — процентов десять—двадцать. На Плюшке соотношение мужчин и женщин — два к одному.
— И что?
— Да так, наблюдение… Если здесь не собралась куча голубых, а на это не похоже, то им приходится несладко. Энергию надо куда-то сублимировать.
— Монахи же терпят всю жизнь.
— У монахов — вера в Бога. А у этих — вера в то, что их дурачат. Опасная смесь, Катран. Агрессивность зашкаливает…
— Да брось ты! — Я огляделся. — Ну какая же тут агрессивность? Кроме вредного деда…
— Ты уж мне поверь. У меня работа такая была — людей возить. Как ты думаешь, требуется женщине, которая сидит за рулем, которая ночами пьяные компании из одного ресторана в другой отвозит, чувствовать людей?
— Наверное, да, — признал я.
— Так вот, я тебе скажу, — она совсем понизила голос, — не нравятся мне их настроения. Они от любой ерунды взорвутся.
Убежденность Лены передалась и мне. Я еще раз окинул взглядом завтракающих. Люди как люди… вон две девушки сидят, смеются… вон пара мужиков такого солидного вида, что на Земле наверняка ворочали миллионами, вон компания молодых парней какие-то бумаги разгл ядывает…
И все-таки я решил согласиться с мнением Лены. Хотя бы по той причине, что всегда лучше готовиться к худшему.
— Попросим побыстрее подготовить наш корабль?
Лена поморщилась.
— Смысл? Я бы предпочла лететь не на нем. Нас спалят при подлете к Плюшке.
— Но ведь чужой корабль угнать нельзя?
— Нельзя. А вот купить можно. Зяма с Ромой вчера мне заплатили. Плюс свои деньги есть. — Она покрутила рукой с браслетом. — Должно хватить на что-нибудь в меру приличное… Пошли потрясем Зяму!
Что ж, если уж приходится подчиняться женщине — всегда приятнее знать, что это твоя женщина. Мы отнесли посуду на мойку и отправились на поиски Мастера.
Комплекс пещер был не такой уж и большой. Ангар для наземного транспорта, большая пещера, где все жили и столовались, «научный центр» — у входа в эту пещеру стояла охрана, и нас туда просто не пустили, «космопорт» — туда дороги для нас тоже не было, «склад» — он нас вообще не интересовал.
Никого из наших знакомых не встретилось.
Под конец охранник у входа в научный центр сжалился над нами и вызвал Романа.
В белом халате, с какой-то электронной бандурой, пристегнутой к поясу (микрокомпьютер? тестер? осциллограф? кофемолка? портативная сноповязалка?), Роман полностью утратил свой образ громилы. Просто здоровый мужик, но явный интеллигент, звание доктора наук на лбу написано.
— Отоспались? Как вам наша кухня? Вас не держат в черном теле? — жизнерадостно спросил Роман, пожимая руку вначале Лене, потом мне. Охранник, убедившись, что мы знакомы, отошел в сторону.
— Если глаза закрыть — то все очень даже, — сообщила Лена. — Как наш корабль?
— Снежная буря. — Роман пожал плечами. — Я не могу никого туда послать.
— Вообще-то нам возвращаться на «Сильване» — самоубийство, — сразу взяла быка за рога Лена. — Плюшка не отозвала заявку на охоту?
— Нет. Напротив. Повысили цену за ваши головы. — Роман выглядел не то чтобы сильно смущенным, но некоторый дискомфорт, сообщая эту новость, явно испытывал.