А вот то, что на лице у Инны не было ни грамма косметики — вот это серьезно. Я таких девушек хорошо знаю. Они могут и ватник надеть, если на даче предстоит поработать. Но вот не подкрасить губы, глаза, хоть чуть-чуть за собой не поухаживать, перед тем как выйти на люди — никогда!
Я один такой случай знал. Из редакции, где мы вместе работали, девчонка-фотокорреспондент поехала на Кавказ, три месяца провела в «горячей точке». Когда вернулась обратно — вроде все было нормально. В глазах, правда, что-то неуютное появилось, но это если всматриваться. А вот про косметику она словно забыла. Нет, за собой следила, все было нормально, но вот помаду или тушь у нее ни в руках, ни на лице несколько месяцев обнаружить было нельзя. Будто она не понимала, зачем это вообще нужно.
— К чему весь этот цирк? — спросил я.
Инна поморщилась. Потом понимающе кивнула.
— Вас, очевидно, отправляла… я?
— Вы.
— Все не так, как вы подумали. Два года назад я сама завербовалась на Станцию. Так что извините… но за ту дуру, что сидит в офисе на Чистопрудном, я не отвечаю!
— Не на Чистопрудном. На Огородном проезде.
— О Господи, опять переехали… — Инна махнула рукой. — Вы как, в порядке? Пойдете со мной?
— А у меня есть выбор? Можно вернуться?
— Нет. Но вы можете упереться и сидеть здесь, пока не оголодаете. Силой вас никто никуда не потащит. Как вас зовут?
— Валентин.
— Меня Инна… впрочем, вы же знаете. Я здесь отвечаю за прием рекрутов. Идем?
Я пожал плечами.
Если это все правда, то никакого смысла буянить нет. Если я и впрямь стал жертвой невероятно сложного розыгрыша, то тем более. Напротив. Надо вести себя спокойно и невозмутимо, но одновременно иронично. Так, чтобы со стороны невозможно было понять — верю я в происходящее или изящно поддерживаю розыгрыш…
— Идем, конечно, — сказал я. — Раньше сядем, раньше выйдем.
Инна испытующе смотрела на меня. Потом переложила планшетку из правой руки в левую. Оказалось, что в руке, пряча под планшеткой, она держала пистолет — маленький, блестящий.
— Ого, — сказал я.
— Некоторые слетают с катушек, — пояснила Инна. Поколебавшись, спрятала пистолет в кобуру на поясе.
— И вы в них стреляете?
— Да это же парализатор! — Она улыбнулась. — Десять минут покоя и чуть-чуть позора.
— А позор откуда?
— Из мокрых штанов. Идите вперед, Валентин.
Она посторонилась, пропуская меня, — и я вышел в полутемный коридор метров десять длиной.
Неприятное ощущение, когда не до конца понимаешь, что происходит. Уж лучше неприятная правда, чем томительное ожидание.
— Вы все еще не можете понять, где находитесь? — спросила Инна.
— Да.
— Подойдите к окну.
Только тут я понял, что правая стена коридора не металлическая, а стеклянная, только серая, матовая, непрозрачная. Закрытая снаружи какими-то ставнями?
— Смотрите…
Инна что-то делала с наручными часами. Хотя — часы ли это были? Широкий браслет, большой экран…
Мне вдруг стало нестерпимо страшно. Захотелось, как это ни нелепо, выкрикнуть: «Не надо!».
Но было уже поздно — стекло стало прозрачным. Никаких ставней не было, наверное, само стекло было поляризованным.
За стеклом была бездна.
А в бездне — звезды.
Яркие — такие яркие, что казались огромными, хоть глаз и не чувствовал размера. Немигающие — не было воздуха, который заставляет их мерцать. Разноцветные — желтые, красные, белые, синеватые…
А где-то на самом краю окна переливалось и кружилось радужное свечение — будто северное сияние скомкали, подвесили в пустоте и закрутили вокруг оси. У меня перехватило дыхание — это было и красиво, и одновременно жутко.
Я оперся обеими руками о стекло, то ли стараясь убедиться, что между мной и космосом есть преграда, то ли чтобы удержаться на ногах.
— Теперь верите? — В голосе Инны послышалось сочувствие.
— Это же… не экран? — спросил я. — Это настоящее?
— Более чем.
Стекло снова помутнело.
Я повернулся к Инне — девушка смотрела на меня с любопытством и, кажется, с уважением.
— Некоторые начинают вопить, — сказала она. — Некоторые лезут в драку. А некоторые рыдают как дети.
— Почему вы покрасились? — спросил я.
— Чего? — Первый раз она растерялась.
— Почему вы выкрасили волосы?
— Я их не красила. Я блондинка. — Она вдруг покраснела, сильно и стремительно.
— Но… на Земле…
— Я крашу волосы в темный цвет, понятно? Потому что каждый идиот, который носит брюки, уверен, что блондинки — дуры и не думают ни о чем, кроме как о постели!
— А здесь?
— А здесь просто нет краски для волос! — Инна замолчала. Спросила: — Слушайте, Валентин, к чему был этот вопрос?
— В себя пытаюсь прийти, — честно сказал я. — А это лучше всего делать, задавая странные вопросы.
Инна фыркнула.
— Оригинальничаете? Идемте, у меня дел по горло. Вас никто не ждал, набор пилотов завершен неделю назад…
— Спасибо, мне уже сообщили.
— Слушайте! — Инна вдруг оживилась. — Вы всерьез хотите туда? — Она кивнула на стену. — Вам что, приключений хочется? Так приключения, знаете ли, часто бывают с печальным исходом.
— Что, есть варианты?
— Есть. — Инна кивнула. — Повар нужен позарез. Готовить умеете? Вы вообще-то кто по специальности?
— Журналист.
— Боже, ну и подвалило счастье. — В голосе Инны прозвучало разочарование. — Акула пера…
— Не любите журналистов?
— При чем тут любишь — не любишь? Нет у нас тут потребности в журналистах… Врачи, повара, техники… Машина есть?
— Есть, — признался я и зачем-то добавил: — «Рено».
— Да хоть бы и «роллс-ройс». Любите в железках возиться, чинить там чего-нибудь?
— Я карбюратор от аккумулятора не отличу.
— Ну и мужики пошли. — Вот теперь Инна выглядела удовлетворенной. — Похоже, руками что-то делать только китайцы могут. А вам… или летать и стрелять, или всякой дурью заниматься. Неделю назад скрипача прислали, представляете?