Book.

Французское государство предусмотрело специальные бонусы для женщин. Например, после рождения ребенка все француженки проходят бесплатный курс омоложения и электронной регенерации вагины. До того как я родила ребенка в Париже, я даже и не слышала о подобных медицинских процедурах. Понятное дело, почему француженки чувствуют себя гораздо более сексуальными, чем мы. В общем, французы склонны к атеизму и экзистенциализму, поскольку их настоящими богами остаются только боги удовольствия.

Хорошо зная Америку и Францию, могу с уверенностью утверждать, что французские пары испытывают меньше стресса, чем американские. А что быстрее всего убивает либидо? Страх и стресс.

Если француженки чего-либо опасаются, то лишь того, что государство урежет их субсидии, бонусы и преимущества. Дабы этого не произошло, они выходят на улицы Парижа с той же страстью, с которой в свое время их предки брали Бастилию. Приятно жить в государстве, где правительство не кормит обещаниями, а делает что-то реальное для своих граждан. Я не представляю, что может заставить американцев выйти на улицы с таким рвением и энтузиазмом, как это делают француженки, предварительно аккуратно накрасив губы. Может быть, революция? Но у кого из американцев на нее есть время?

Я приехала в Париж одинокой женщиной, вышла здесь замуж и родила двоих детей. Я прекрасно знакома с жизнью в этой стране. Конечно, иногда жизнь во Франции может быть невыносимой. Журналистка Джудит Уорнер писала, что жизнь женщин во Франции лучше, потому что «в обществе существует социальный консенсус о том, что жизнь должна быть сносной и приятной для обычных людей, а не для выдуманных на основе каких-то моральных соображений личностей». Это так приятно осознавать, что я готова сжечь свой лифчик прямо сейчас.

Во Франции боги наслаждений посещают жителей с завидной регулярностью. Если перефразировать высказывание из картины «Сияние» (Shinning) с Джеком Николсоном: «Нескончаемая работа без отдыха и развлечений делает Жака скучным парнем». Жаннетте тоже лучше не становится.

Пока американцы, обхватив голову, винят себя за то, что вчера явно перебрали, французы даже после нескольких недель разгула не могут придумать ничего более правильного и логичного, как продолжение банкета.

В январе боги наслаждения дарят французам Fête des Rois, или праздник королей. Это милый праздник для взрослых и детей, во время которого едят миндальный пирог, внутри которого спрятан небольшой предмет, называемый французами fève. Раньше в качестве этого предмета использовали боб, но сейчас в пирог кладут маленькую фарфоровую статуэтку короля. Тот, кто найдет в своем куске статуэтку, носит весь день бумажную корону. Этот праздник появился в период Средневековья: но тогда чествовали трех королей, пришедших с дарами к младенцу Иисусу [122] . Мне кажется, что скорее не Иисусу принесли дары, а Иисус подарил французам праздник и дал повод вкусно поесть и выпить шампанского.

Если американки будут неправильно питаться, то они могут растолстеть, но француженкам это редко грозит. Мой первый Новый год во Франции я отмечала в долине Луары и в Париже и очень боялась, что растолстею. Я употребляла в пищу очень много сахара, масла, мяса и алкоголя. Я ела все: потроха, кровяную колбасу и хлебный пудинг. Помню, как однажды я съела целую бриошь из сдобного теста размером с сомбреро. Я ела, волновалась о том, что потолстею, и объедалась дальше.

Задолго до наступления следующего Нового года я подозревала, что праздники могут опять пройти под знаком обжорства, и еще в октябре достала… перьевую ручку, заправленную фиолетовыми чернилами, и написала в дорогом блокноте: «Мои новогодние обещания: 1) Диета…» (дальше я написала еще 9 других обещаний, потому что всего обещаний должно быть 10). И вот во время новогодних праздников после появления на столе нового блюда я каждый раз представляла себе, что потом в течение полугода мне придется есть только йогурт и огурцы, а также бегать по набережной Сены с тяжелыми гантелями в каждой руке…

Но только я успела прийти в себя от обжорства новогодних праздников, как Шантель пригласила меня на вечеринку к себе домой. Шантель – миниатюрная владелица книжного магазина. В своей заставленной книгами квартире она накрыла стол: золотая скатерть, короны из бумаги золотого цвета, ряды шампанского и миндальный пирог. «Сейчас мы будем праздновать Fête des Rois», – сообщила она. «А что это за праздник?» – переспросила я. Шантель объяснила мне его смысл. Вокруг стола собрались родители с детьми, у всех в руках были бокалы с шампанским. У меня язык не повернулся сказать им, что я дала себе новогоднее обещание не есть много. Я не хотела, чтобы французы надо мной смеялись [123] .

Любой человек, отказывающийся от еды во Франции, совершает проступок. Своим поведением он показывает, что он смешной спартанец, который отвергает удовольствия. Даже самого понятия «новогоднее обещание» во Франции нет. Француженки могут загадать voeux (пожелания), т. е. пожелать, например, заниматься спортом. Однако пожелание – вещь очень мимолетная, оно ни к чему не обязывает: сегодня желаешь, а завтра – нет. Пожелание – это легкое облако, которое очень быстро может унести ветер. А обещание – это твердое решение. Это твой внутренний договор с самим собой и собственной совестью. Обязательство может серьезно помешать получению удовольствия.

Моя подруга Сандрин считает: «Вся эта идея с обязательствами, что человек намерен сделать в новом году, очень американская». Во французской культуре не принято с таким остервенением ставить перед собой долгосрочные цели и вообще далеко заглядывать в будущее. «Мы гораздо спокойнее относимся к амбициям. Раньше к амбициям вообще относились очень негативно. У нас принято считать, что амбиции способны нанести вред и самому человеку, и окружающим, что они могут привести к ухудшению качества жизни. Французы полагают, что амбиции являются оборотной стороной чрезмерного эгоцентризма», – говорит Сандрин.