Ему стало тошно. Нужно срочно поставить его на место. Но как? Мысли спутались, а потом и вовсе вылетели из головы. Не зная, как быть, Булат упер взгляд в стол.
Между тем Татьяна подвинула тарелки ближе к детям, дала им вилки. Потом она взяла шампур с дымящимся мясом и выделила по несколько кусков каждому мальчишке.
Наблюдая за ее пальчиками, испачканными жиром, Булат вдруг испытал тоску.
Женщина дала сыновьям хлеба, взяла шампур и надкусила крайний кусок мяса. При этом она испачкала соусом уголки губ. У Кирилла сильнее заколотилось сердце.
Он неожиданно почувствовал прилив жара к лицу, встал и сказал:
– Приятного аппетита.
– Ты не хочешь с нами разделить этот скромный ужин? – удивился Пекарь и посмотрел на супругу: – Татьяна!
– Почему вы уходите? – Она вскинула на него удивленный взгляд.
Булат смотрел в ее глаза и тонул в этом карем омуте.
– Это же семейный ужин, – выдавил он из себя.
– Сережа сказал, что хочет с вами пообщаться, – проговорила женщина. – Поэтому своим выездом за город я в какой-то мере обязана и вам.
Булат посмотрел на Пекаря. Тот едва заметно кивнул, подтверждая слова жены. Теряясь в догадках, Булат сел. Цыган разлил вино и отошел в сторону.
«С чего это мне такая честь? – размышлял Кирилл, спиной ощущая взгляды парней Пекаря, в обязанности которых входило поддержание жара в мангале, наполнение бокалов и замена тарелок. – Как бы такое гостеприимство не оказалось частью изощренного издевательства!»
Он взял шампур и стянул с него зубами кусок мяса.
Татьяна отпила немного вина, поставила бокал на стол, взяла в руки салфетку, посмотрела на Булата и спросила:
– Кирилл Андреевич, вы и правда подполковником закончили службу?
Не ожидая вопроса, Булат едва не поперхнулся. Он не мог говорить с набитым ртом, поэтому лишь кивнул.
– А где служили?
Кирилл с трудом сглотнул непережеванный кусок мяса и пробубнил:
– Везде понемногу.
Этот сдержанный ответ словно напугал женщину, и она отвлеклась на детей.
– Макар, Антон, если поели, марш из-за стола! Только купаться не разрешаю.
– Почему? – Макар захныкал.
– После еды вредно.
У стола бесшумной тенью возник Цыган и разлил вино. За разговором незаметно летело время. Солнце, ставшее похожим на гигантский апельсин, до половины погрузилось во мглу и стало похожим на далекую вспышку ядерного взрыва. Для Булата в этом было что-то знаковое.
Пекарь поднялся из-за стола и посмотрел на супругу.
– Ты не устала?
– Еще нет. – Татьяна улыбнулась уголками губ.
Однако по тому, каким был взгляд, Булат неожиданно подумал, что она не любит мужа.
«А тебе что с того?» – подумал он, разозлился сам на себя и тоже встал.
Пекарь поднял руку и распорядился:
– Баян, принеси к берегу стулья!
Парень устремился к машине и через минуту понесся к берегу, держа в руках раскладные стульчики.
Вскоре Булат и Пекарь любовались закатом с удочками в руках, одновременно наблюдая за поплавками.
– Я так понял, ты что-то хочешь от меня? – напрямую спросил Булат.
– С чего ты взял? – осведомился Пекарь, однако на его лице не было и тени удивления.
Он даже не повернул головы, продолжая наблюдать за поплавком.
– Все это чем-то походит на смотрины, – проговорил Кирилл.
– Я действительно хотел представить тебя семье, – признался Пекарь. – У меня возникла срочная необходимость отъезда на неопределенный срок. В поездке мне будут нужны люди. – Он едва заметно кивнул назад. – Этих я заберу, но кто-то должен остаться здесь. Ты показался мне самой подходящей кандидатурой. Пьешь от скуки. Вот я и решил приспособить тебя…
– Кем, если не секрет?
– Не секрет. – Пекарь потянул удилище. – За моими присмотришь. Ничего делать не надо. Просто на всякий случай.
– Ты хочешь, чтобы я их охранял? – спросил Булат и вспомнил свои ощущения, возникшие, когда Татьяна оказалась рядом.
– Именно, – подтвердил Пекарь.
Несмотря на поздний час, в окнах дома Рахильских горел свет. Арон Александрович был сегодня, что называется, в ударе. К полуночи он закончил статью об исторической роли украинцев в Российской империи и тут же в который раз взялся править автобиографию Степана Бандеры.
Его жена Ализа Львовна никогда не ложилась раньше мужа. У нее тоже хватало работы, особенно ночью. В свое время она закончила филологический факультет МГУ, а теперь подолгу работала в Интернете, стала превосходным бойцом на информационном фронте. Имея под рукой не только супруга-историка, но и огромную массу его трудов, она формировала общественное мнение, делала из друзей врагов, из честных людей взяточников, из предателей героев и наоборот. Дергая за кончики Всемирной паутины, Ализа Львовна с легкостью собирала многотысячные митинги, сбрасывала памятники с постаментов, запихивала депутатов в мусорные баки.
Когда напольные часы, доставшиеся Арону от прадеда, пробили полночь, супруги спустились на первый этаж, в гостиную, где Ализа Львовна быстро приготовила кофе.
– Ты зря отпускаешь прислугу домой, – стал отчитывать ее Арон Александрович, когда она поставила на стол чашки с ароматным напитком. – Этих дармоедов и так в два раза больше, чем нужно. Кто-то мог бы и оставаться.
– Ты тоже жалеешь охранников, – парировала она, усаживаясь напротив. – Днем, когда не надо, этих оболтусов полный двор и дом. Сейчас только один.
– Днем их видно, – стал объяснять Арон Александрович. – Поэтому люди думают, что столько же и ночью. Да и кого нам боятся? Охрана просто повышает мой статус в глазах украинцев. Все вокруг видят, что правительство ценит меня.
– Тебя ценит Коломский, – уточнила Ализа Львовна. – А в правительстве не очень жалуют.
– Не замечал. – Муж сделал глоток из чашки и вернул ее на стол.
– Наш народ никогда и нигде не был желанным, – с тоскою в голосе продолжала жена.
– Ты снова за свое? – Арон нахмурился. – Брось! Насмотришься чепухи по телевизору и потом начинаешь придумывать страхи.
– Посмотри, ведь сейчас Украина ничем не отличается от фашистской Германии! – воскликнула Ализа Львовна. – Мне просто противно уже лгать в Интернете. Разве мои дед и бабушка, которых фашисты загнали в карьер и расстреляли, как скот, зараженный сибирской язвой, могли представить себе, что и их внучка спустя много лет будет работать на такую же хунту?
– Кого ты называешь хунтой? Этих идиотов, напяливших на себя повязки с немецкой символикой и восхваляющих Бандеру? Брось. Жалкая пародия на Третий рейх. Можно сказать, фельетон.