— А что? Я тут царь и бог, на этом вонючем рынке! — сделав здоровенный глоток вина, разглагольствовал Хербурк и, выхватив из ножен саблю, которая больше служила отличительным знаком его власти, чем действительно была боевым оружием, вогнал ее в деревянный пол. — И что?.. У меня сам старший Ревнитель Моолнар… я его давно знаю!.. А что этот ледяной альд Каллиера против Храма? Подумаешь, начальник охраны правительницы! Так… червячок на крючке… если Храм и Стерегущий Скверну велят, королева Энтолинера живо поменяет своего фаворита и любовника Каллиеру на того, кого предпишет Храм! Хо-хо-хо!.. Уж я-то знаю, что говорю. Старший Ревнитель Моолнар… он мне, как старому приятелю, говорил…
Собутыльники Хербурка почтительно притихли. Барлар поднял глаза на своего нового знакомца: тот невозмутимо жевал сочный бифштекс, и в серых глазах под длинными, очень темными ресницами плавало вполне определенное довольство этой жизнью.
Самому же Барлару по понятным причинам было совсем уж неуютно. Он уповал только на то, что пьяный Хербурк его не узнает. Иначе последует град вопросов: откуда деньги на «чистую» половину? на хорошую еду? кого обокрал, щенок? Вся эта риторика Хербурка была известна Барлару как свои пять пальцев, потому он предпочел сесть так, чтобы Абурез загораживал его от стражников.
Между тем стражники заказали еще вина. На это раз столько, что даже неопытному выпивохе было бы ясно: столько им не выпить. По крайней мере, в том составе, в котором они находились сейчас. Значит, ждут еще собутыльников.
И верно. Вскоре (Барлар и Абурез уже доедали мясо) пришли еще четверо стражников и, придвинув еще два стола, подсели к группе выпивающих во главе с Хербурком. Вино лилось рекой. Не меньшими потоками лилась речь захмелевших «царей и богов» грязного окраинного рынка.
Особенно усердствовал глава рыночной стражи, славный Хербурк. Опершись одной рукой на стол, а второй — на эфес сабли, вогнанной в пол, он вещал:
— Мне тут вчера рассказывал… Оргол, парень из личной охраны королевы… Он — не беллонец, а наш, из Арламдора, стал бы я разговаривать с рыжей беллонской скотиной!..
У всех сделались настолько внимательные и доверительные физиономии, что было ясно: не поверили. Врет Хербурк! Ведь все было с точностью до наоборот. Станет гвардеец королевы разговаривать с каким-то базарным воякой!
Но врал Хербурк завлекательно и лихо, так что слушали его с интересом.
— Недавно поехала королева Энтолинера на охоту в Линбуррский лес. Оно понятно, с нею в свитеразные разряженные хлюпики… Ну, навроде этого слюнявого альда Каллиеры. И тут — глянь-по-глянь! — дикий кабан. Здоровенный, что твой буйвол! А кто был на охоте, тот знает: кабан живучий, ему пику под сердце вогнать можно, он упадет замертво, а все равно жив! Один мой знакомец однажды так пошел на кабана, сразил его, подходит, а кабан, как бы мертвый, ка-а-ак вскочит! И клыками своими, клычищами… В общем, пропорол моему знакомому все брюхо!
— А что королева? — пискнул самый невзрачный стражник, которого еле видно было из-за столешницы.
— Ну, королева… Кабана достали копьем, а он вдруг как бросился на любимую гнедую кобылу королевы, самую резвую в Арламдоре, если не считать, конечно, скакунов Храма… Разнес кобылке весь бок, та рухнула на землю… Вместе с королевой!..
— Да ну? — разнеслось над столиками. Некоторые даже привстали.
— Этот хлюпик, альд Каллиера, конечно, струхнул. Хотя у них в Беллоне кабанов как грязи, они с ними целуются и в кровать к себе кладут… Говорят, когда недостача в мужиках после какой бойни, так беллонские кривоногие девки балуются со свинами…
— Не отвлекайся! — хором воскликнули сразу несколько собутыльников Хербурка.
— А, ну да… Клянусь мошонкой Маммеса!!! Каллиера струхнул. Ну, обосрался, что уж. Да и охрана как вкопанная. Ну никак не успеет спасти королеву от этого взбесившегося дикого свина!
— Врешь?
— Да чтоб мне лопнуть! — Хербурк похлопал пятерней по своему налитому животу, угрожающе нависшему над ремнем широких штанов. — И тут… не вру, видят боги!.. выскакивает из кустов какой-то парень с одним кинжалом — и на кабана. А кабану тот кинжал что вязальная спица! Королева — на траве, кабан ее растерзал бы, когда б не тот удалец.
— И что?
— А то, что этот парень вогнал свой кинжал кабану точно в глаз, и тот копыта откинул! А это вам, братцы, не шутка!
— И кто же это был? — промямлил кто-то самый хмельной. — Только не говори, Хербурк, что это ты был!
— Чтоб у тебя язык отвалился, болван! — озлился Хербурк. — Не я, ясное дело, раз мне эту историю гвардеец Оргол рассказывал. Только думаю, что этот парень, который королеву спас, из наших был…
— Из каких — из наших?
Хербурк важно надул щеки и, помедлив, сказал:
— Из Храма. Я хоть и не Ревнитель, но с самим Моолнаром знаком коротко и… вот… — Хербурк замялся, выпятив живот, и перевел беседу совсем в другое русло: — Говорят, что королева наша — прехорошенькая.
— Особенно на монетах!
— Дурак! Она и вживую не хуже. Мне Оргол рассказывал, что однажды в ее опочивальню заглянул, где ее на ночь убирали. Говорит, что у королевы… ну…
— Ну?!
— Она, значит, платье снимала… ей дворцовая девка помогала… и там… у-у-у!.. Она вообще, говорят, податлива на передок… А вот как-то раз…
Человек в сером плаще закончил трапезу, запил вином, вытер губы платком и вполоборота повернулся к столикам, где стражники травили откровенно неприличные истории о королеве Энтолинере. А окончательно осоловевший от вина Хербурк поднял палец и изрек важно:
— Я… ик!.. знаю, в чем тут дело. Эта Энто… ик!.. линера… кор-ролевское величество… ей надоело иметь в любовниках этого квелого беллонского скота Каллиеру. Холодного, промерзшего, рыжего!.. Ей хочется к себе на ложе настоящего удальца… который и в драке горазд и в кроватке… Н-на… стоящего м-мужчину! Горрря-ачего!
— Только н-не говори, что это ты, Хербурк.
— А что? И я сгодился бы. И кабана завалить… и… и королеву убла… жить. Согреть, а! А то вокруг нее ни одного… ни одного коренного арламдорца… Одна гвардия, а они… гвардейцы, все из беллонских ледяных пустынь. Мм… Да, я бы смог! Т-только не обо мне речь. Кто у нас в Арламдоре самый хваленый удалец?.. А? Кто? Ну… поразмыслите вашими пропитыми головешками… н-нну?.. Кто? О ком на каждом углу треплются, даром что никто и не видел?..
Хербурк снова воздел к прокоптелому потолку указательный палец, явно наслаждаясь замешательством сослуживцев. Потом грохнул глиняной кружкой по столу и выговорил:
— Э, недотепы! Так я ж об этом Леннаре, предводителе бунтовщиков! Лен-на-ре! Я уж о нем наслышан! Можно сказать, короткое знакомство едва не свел, а, уж с его подельничком, этим чернокостным Ингером, быдлом, я уж тут, на рынке, свиделся, когда он своими вонючими кожами торрр… го-вал!
Главу базарной стражи поддержали шумно и нестройно: