Пройдет сто лет, чтоб вновь собраться нам,
Все молодые, снова силы есть,
И все, что лучшим нам казалось там —
Все будет здесь.
Но что грустить, пока ты здесь,
Покуда жив, покуда трезв,
С тобой друзья, ты знаешь сам —
Ты не один – все будем там…
Оборвав песню, Слава снял гитару, передал музыкантам, но вернуться к своим не успел – его перехватили местные, потащили за свой столик, стали угощать нового музыканта. Вскоре Слава вернулся – но уже в обнимку с каким-то вертлявым типом самого гнусного вида. Слава был теперь слегка навеселе, и тип взял инициативу в свои руки.
– Я слышал, вы тут банду набираете? – зыркая из стороны в сторону, торопливо заговорил тип. – Так я именно тот, кто вам нужен!
– И с чего ты решил, что нам нужен именно ты? – поинтересовался Зигфрид, критически осматривая вертлявого.
– Я с любым оружием обращаться умею, любые замки вскрываю, вот те крест! Я и в драке не промах, в боях без правил кого хочешь положу. Да меня здесь все знают, кого хочешь спроси! Только давайте сразу с долей определимся – меньше, чем на одну десятую, я не согласен!
Зигфрид слушал все это, перебирая рукой стоявшую на столе солонку. Потом вдруг взял – да и запустил ей в болтуна. И несильно так бросил, но в лоб попал, отчего тип полетел на пол вместе с опрокинутой лавкой.
– Ты чего? – сидя на полу и почесывая лоб, изумленно спросил тип.
– Иди отсюда, драчун, – посоветовал Зигфрид, подымая принесенную пышногрудой разносчицей пивную кружку. – Я тебе даже пиво свое охранять не доверю. Рассказывай свои байки в другом месте. Правильно я говорю, детка?
Последнее было обращено улыбчивой разносчице, расставлявшей по столу большие глиняные кружки с пенным напитком. Та кокетливо сверкнула белыми зубками, и, уходя, заметила Славе:
– Хорошо поёшь, красавчик.
– Иди-иди, работай! – сквозь зубы ревниво процедила Кэт.
Слава с удивлением заметил это и сказал, усмехнувшись:
– А следующая песня – для тебя, Кэт!
Оркестранты приняли его уже как своего, и сразу же дали гитару. Слава быстро показал «коллегам» аккорды и вернулся к резко пискнувшему микрофону:
– Вообще-то я не певец. Но есть вещи, которые нельзя описать – о них можно только спеть…
Эта песня была уже спокойнее, тише, но при этом наполнена какой-то мрачной обреченностью. И Слава пел глухим, низким голосом:
Ты слышишь эту песню, что не станет хитом,
Что над свечкой исчезнет, рассыпавшись в пыль,
О которой не вспомнишь потом.
Ты видишь эту кровь, что уже не льется в сердце,
Что окрасит разбитый асфальт в яркий цвет,
И сотрется стоптанным «берцем»…
Закрой глаза, заткни уши,
Порви записку, но лишь послушай
Одно.
Прошу в моей смерти
Не винить никого.
Тем временем вербовка продолжалась. Коренастый небритый мужичок со шрамом через все лицо тряс над столом грязными ладонями, в которых явно не хватало пальцев, и изо всех сил старался убедить нанимателя в ценности своей персоны:
– Ты чего, в натуре, мужик! Да я такие переделки прошел – закачаешься! – он закатал рукав. – Смотри, видишь татуху? Это на память – когда я троих одной левой…
– Свободен! – оборвал его Зигфрид. – Ты нам не подходишь.
– Да ты чо, паря! – мужичок полез через стол к Зигфриду, обдавая его перегаром. – Я перед ним распинаюсь, а он…
Зигфрид задумчиво поглядел на разбушевавшегося кандидата и отвесил ему банальный щелбан – прямо в лоб. Мужичок отлетел так, будто ему врезали в лоб кувалдой, только ноги над скамьей мелькнули. История с первым кандидатом повторилась практически один в один.
– Нет, ну ты видела? – Книжник ткнул локтем Кэт. – Их что здесь таких, штампуют, что ли?
Но девушку не интересовала вербовка – она смотрела на Славу. Тот продолжал свою песню, и его лица не было видно в тени капюшона. Но казалось, он неотрывно смотрит на Кэт, роняя негромкие слова:
Ты видишь эти лица – это были друзья,
Среди них самый лучший, да-да, это тот,
Кто сейчас обнимает тебя.
Ты видишь эту воду, я над ней сжег мосты.
Виновата во всем та морская вода —
В той воде отражаешься ты…
Закрой глаза, заткни уши,
Порви записку, но лишь послушай
Одно.
Прошу в моей смерти
Не винить никого…
Слава обрел успех у местной публики, и бармен проставился за свой счет, предложив парню захаживать в заведение регулярно. Слава ответил уклончиво, но напрямую отказывать не стал. На том и порешили.
Тем временем Зигфрид продолжал без особого успеха процеживать посетителей «Свалки». Очередной кандидат сдуру решил доказать свою силу, борясь с Зигфридом на руках. Был он действительно огромным и устрашающим, но через несколько секунд оставил свою затею под треск ломающихся костей и собственные вопли.
Под эти крики снова очнулся Грин. На этот раз он разлепил веки и, подслеповато щурясь, оглядел компанию, поинтересовался:
– А, вы еще здесь? Странно.
– Что странно? – не понял Зигфрид.
– Скоро поймете, – хихикнул он. Снова принял серьезный, деловой вид. – А почему вы мне не предлагаете? Ну это, в свою банду…
– А ты, наверное, еще один мастер рукопашного боя и стрелок-меткий-глаз? – поинтересовался Зигфрид.
– Нет, – покачал головой Грин. – На это я не претендую. Я вообще с детства драк не терплю.
– Так на черта ты нам нужен?
– Могу предложить техническую помощь! – оживился Грин. Навалился телом на стол, таинственно поманил Зигфрида грязноватым пальцем. – Я ученый, конструктор! Могу любое оружие сделать – такое, какого ни у кого нет!
– Оружейник, что ли?
Грин скривился, потряс кудлатой головой:
– Сам ты… Я же говорю – ученый! Конструктор!
– Ученый? – с любопытством переспросил Книжник. – А в какой области?
– Узко мыслишь, юноша! Я энциклопедист, мыслитель, художник! – заявил Грин и гордо сложил на груди руки, правда, это ему удалось лишь со второй попытки. – Как Леонардо, как Ломоносов – для меня не существует рамок! У меня в работе гениальный проект, и не один – столько светлых мыслей в голове, что не под силу человеку! Только я вам про них рассказать не могу – мало ли кто вы такие! Может вас нарочно подослали, чтобы мои секреты выведать! Ага-а!
Он погрозил пальцем.
– Вы его лучше не слушайте, – негромко сказал подошедший громила-охранник. – Он всем рассказывает, что ученый. На самом деле – просто псих. Городской сумасшедший.