Тут дверь, в которую я зашел, открылась, о чем нас известил шум, ворвавшийся извне. Я обернулся. В зал гуськом зашли трое, и, увы, первого я знал весьма хорошо. Завидев меня, он так и замер, вытаращил глаза и в сердцах произнес:
– Нет, ну надо же!
Еще не бывало случая, чтобы меня обрадовала встреча с лейтенантом Роуклиффом из манхэттенского отдела по расследованию убийств. Даже представить себе не могу обстоятельств, которые бы тому благоприятствовали. Но если бы я составлял список самых неудачных для его появления моментов, этот шел бы первым. И вот он тут как тут!
– Ты арестован, – объявил лейтенант, едва не задыхаясь.
Я подавил порыв, неизменно возникавший у меня при виде него, природу которого, пожалуй, уточнять не стану.
– У вас есть ордер? – поинтересовался я.
– Не нужен мне никакой ордер. Я арестую…
Тут он спохватился, подошел поближе и обозрел софтдаунский квинтет.
– Кто из вас Джей Л. Брукер?
– Это я.
– Я – лейтенант Джордж Роуклифф из Полицейского управления. Этот человек назвался внизу полицейским. Вам он…
– Так он не полицейский? – вскричал Брукер.
– Нет. Вам он…
– Мы кучка олухов, – проскрежетала мисс Дьюди. – Он журналист!
Роуклиффу пришлось повысить голос:
– Он не журналист. Его зовут Арчи Гудвин, и он помощник Ниро Вульфа, частного детектива. Вам он назывался полицейским?
Трое из них ответили утвердительно. Он устремил на меня свои выпученные глаза:
– Ты арестован за то, что прикидывался полицейским. Это уголовное преступление, влекущее за собой суровое наказание. Дойл, надень на него наручники и обыщи.
Двое копов ринулись ко мне. Я сунул руки глубоко в карманы брюк, обмяк и съехал в кресле вперед, так что бо́льшая часть моего тела оказалась под столом. Обыскать здорового мужчину весом сто восемьдесят фунтов, когда он принял такое положение и расслабился, не так-то просто. Для этого надо встать поустойчивее и поднапрячься. Я был уверен, что спутники Роуклиффа остановятся, как минимум, перевести дыхание.
– Возможно, вы всё еще помните, – обратился я к Роуклиффу, – как третьего апреля тысяча девятьсот сорок первого года по распоряжению комиссара Скиннера подписали письменное извинение перед мистером Вульфом и мной. Теперь извиняться придется лишь передо мной, если только я удовлетворюсь этим.
– Ты схвачен на месте преступления.
– Отнюдь. Эти люди путаются от волнения. И внизу, и здесь, представляясь, я ограничился двумя словами – произнес свою фамилию и слово «детектив». И показывал лицензию, на которую никто не удосужился взглянуть. Я не называл себя полицейским. Я детектив, каковым и представлялся. Я задавал вопросы, а они отвечали. Принесите извинения, и покончим с этим.
– И что за вопросы ты задавал?
– Прояснял обстоятельства, связанные со смертью Присциллы Идз.
– С убийством.
Мне оставалось только признать:
– Да.
– В каком качестве?
– В качестве заинтересованного лица.
– В чем заинтересованного? Ты обманул инспектора Кремера. Сказал, что у Вульфа нет клиента, но вот ты здесь.
– Я не обманывал. У него не было клиента.
– Значит, теперь появился?
– Нет. По-прежнему нет.
– Тогда зачем ты здесь? Что за интерес?
– Мой собственный. Я интересуюсь этим делом по личным причинам, а мистер Вульф не имеет к этому никакого отношения. Я сам по себе.
– Да ради бога! – Судя по тону Роуклиффа, он достиг пика раздражения. Расслабленная поза мешала мне разглядеть его лицо, однако краешком глаза я заметил, как сжались его кулаки. – Значит, у Вульфа есть к-к-клиент. – Дойдя до крайнего возбуждения, он начинал заикаться. Обычно я старался опередить его, но на этот раз не успел. – Причем такой, что он не смеет признаться. А тебе достает нахальства покрывать его, распространяя вопиющую ложь: якобы ты сам по себе. Твоя наглость…
– Послушайте, лейтенант. – Я был сама серьезность. – Мне всегда доставляло удовольствие врать вам. Так будет и впредь. Но сейчас я хочу, чтобы вы уразумели: мой интерес в данном деле сугубо личный, как я и утверждал, а мистер Вульф здесь ни при чем. Если вы…
– Все, хватит.
Кулаки сжались сильнее и чуть дрогнули. Однажды Роуклифф не выдержит и набросится на меня, и тогда моя реакция будет зависеть только от обстановки. Возможно, мне и не удастся переломить его пополам. Он продолжал:
– Все, хватит. Предоставление ложной информации, утаивание улик и важного свидетеля, препятствование отправлению правосудия и попытка выдать себя за полицейского. Бери его, Дойл. Скоро здесь появится кто-нибудь, к-к-кому мы сдадим его с рук на руки.
Он отнюдь не шутил. Я быстро прикинул, что к чему. Несмотря ни на что, я надеялся продолжить беседу кое с кем из софтдаунского квинтета, а может, и со всеми. И вряд ли делу пошло бы на пользу, если бы они сидели и смотрели, как парочка мужланов выволакивает меня из-за стола самым неприглядным образом. Поэтому я поднялся, подошел к Дойлу и попросил:
– Пожалуйста, поосторожнее. Я боюсь щекотки.
Без четверти шесть вечера я сидел на стуле в крохотной комнатке печально известного здания на Леонард-стрит. Я скучал, был разочарован и хотел есть. Знать бы мне, что́ произойдет буквально через шестьдесят секунд, без четырнадцати шесть, и мой взгляд на мир засиял бы иными красками – но грядущее мне было неведомо.
Меня пасовали то сюда, то туда, хотя в тюрьму так и не забросили, даже не предъявили обвинений. Сначала препроводили в Десятый участок на Западной Двадцатой улице, где располагается кабинет Кремера, и на протяжении получаса совершенно игнорировали, а потом заявили, что, если я хочу увидеться с инспектором Кремером, меня придется перевезти в другое место.
Никакого желания встречаться с Кремером я не испытывал, но так устал от ничегонеделания, что, получив от парня в форме любезное приглашение сопровождать его, безропотно согласился. Коп доставил меня в такси на Центр-стрит, 240 [11] , поднял на лифте и, взяв под руку, повел на долгую прогулку по коридорам, которая закончилась скамейкой в нише, где мне было велено сесть. Сопровождающий сел тоже. Через некоторое время я поинтересовался, кого или чего мы ждем.
– Слушай, приятель, – взорвался он, – я что, похож на всезнайку?
Я увильнул от прямого ответа:
– На первый взгляд – нет.
– Правильно. Я ничего не знаю. Так что не доставай меня.