Это оказался сержант Стеббинс:

– Арчи? Это Пэрли. Я из парикмахерской. Ты нужен нам здесь как можно скорее.

Два обстоятельства подсказали мне, что это не было враждебное требование: его тон и обращение «Арчи». Ввиду непростого характера наших с ним отношений обычно он называл меня «Гудвин», но порой снисходил и до «Арчи».

Я отозвался в том же духе:

– Вообще-то я занят, но, думаю, приеду. Раз уж я вам так нужен. Не потрудитесь ли объяснить?

– Когда приедешь. Ты нужен, и все. Лови такси.

Я позвонил Вульфу по внутреннему телефону и отчитался о развитии событий. Потом достал из ящика револьвер, прошел на кухню и вручил его Фрицу, разъяснил статус наших гостей и велел держать ухо востро. И затем умчался.

Глава пятая

Толпа зевак, собравшаяся в коридоре перед парикмахерской «Золотарник», по сравнению с прошлым разом выросла вдвое, и на то имелись две причины. Только минуло пять часов, и закончившие работать массово валили в сторону метро. Внутри же парикмахерской можно было поглазеть на богатую подборку копов. Коридор оживляли уже не один полицейский, но целых три. Они не подпускали людей к дверям и приказывали проходящим не задерживаться. Я сообщил одному из них свое имя, мне приказали подождать, а через мгновение явился Пэрли и увел меня внутрь.

Я быстро осмотрелся. Кресла парикмахеров пустовали. Фиклер и три мастера – Джимми, Эд и Филип – сидели в креслах для ожидающих клиентов, в своих белых куртках, каждый на пару с детективом. Тома видно не было. По залу рассредоточились другие полицейские.

Пэрли отвел меня в угол возле кассы.

– Давно ты знаком с этой Джанет Шталь? – требовательно спросил он.

Я укоризненно покачал головой:

– Так не пойдет. Ты сказал, что я нужен, и я мигом примчался. Если тебе просто нужна моя биография, позвони в кабинет когда угодно в рабочее время. А раз уж ты зовешь меня Арчи, то можно и в неурочные часы.

– Кончай ломать комедию. Давно ты знаком с ней?

– Нет, сэр. У меня есть знакомый адвокат. Обоснуйте свое требование.

Правое плечо Пэрли дернулось. То было всего лишь рефлекторное отражение порыва заехать мне, ему неподвластное, и потому заострять внимание на сем движении не стоило.

– Как-нибудь на днях, – процедил он сквозь зубы, но затем заговорил нормально: – Маникюршу нашли на полу в ее кабинке. Девицу ударили по голове. Мы привели ее в чувство, и она может говорить, но не будет. Она ничего нам не скажет. Твердит, что знать нас не знает. Что не будет ни с кем разговаривать, кроме своего друга Арчи Гудвина. Так давно ты с ней знаком?

– Весьма тронут, – произнес я с чувством. – До сегодняшнего дня я только и делал, что поглядывал на нее, но ни разу с ней даже не разговаривал, не говоря уж о телесном контакте какого-либо рода. Всего раз поболтал с ней сегодня, здесь же, под вашим надзором. И вы только посмотрите, как на нее это подействовало! Стоит ли удивляться, что я о себе высокого мнения?

– Слушай, Гудвин, мы ищем убийцу.

– Знаю. Я всецело на вашей стороне.

– Так ты ни разу не встречался с ней за пределами парикмахерской?

– Ни разу.

– Возможно, это удастся проверить. А сейчас нам нужно, чтобы ты ее разговорил. Черт бы ее подрал, из-за нее мы в тупике. Пошли.

Он двинулся.

Я схватил его за локоть.

– Не спеши. Если она вбила в себе в голову, что говорить будет только со мной, нужно продумать вопросы. Я должен знать, что́ произошло.

– Ну да.

Пэрли жаждал приступить к активным действиям, но я, несомненно, говорил дело.

– Нас тут оставалось только трое: я, здесь, в зале, да Джоффе и Салливан, на тех креслах. Все парикмахеры работали с клиентами. Фиклер шастал туда-сюда. Почти половину всего времени я висел на телефоне. Мы выжали из этого места все, что могли. Во всяком случае, пока. И дело застопорилось. Ну да ты знаешь, как это бывает.

– Где была Джанет?

– Я к этому и веду. Торакко – это Филип – закончил с клиентом. К нему подсел новый – мы уже впускали завсегдатаев. И этот новый клиент захотел сделать маникюр. Торакко крикнул Джанет, но она не появилась. Фиклер в это время отдавал уходящему клиенту плащ. Торакко заглянул за перегородку позвать девушку, а она лежала на полу своей кабинки без чувств. Ушла она туда минут за пятнадцать до того, ну, от силы двадцать. Думаю, за это время хотя бы раз за перегородку заходил каждый из них.

– Ты думаешь?

– Да, думаю.

– Должно быть, здесь все застопорилось намертво.

– Я же сказал, что много говорил по телефону. Джоффе и Салливану гордиться нечем, и они это знают. Черт, ты же понимаешь, каково нам, что ей задвинули по башке под носом у нас троих.

– Насколько тяжело она ранена?

– Даже в больницу везти не пришлось. Доктор разрешил подержать ее здесь. Ее ударили над правым ухом бутылью, взятой с полки за перегородкой, футах в шести от входа в ее кабинку. Бутыль большая и тяжелая, полная масла. Лежала рядом с ней на полу.

– Отпечатки?

– Господи, да ты в школе, что ли, не учился? У него было полотенце или что-то подобное. Пошли.

– Секунду. Что доктор сказал, когда вы спросили, могла ли она сама себе так приложить?

– Сказал, что это вполне возможно, но он сомневается. Пойдем, поспрашиваешь ее.

Решив, что почва для разговора у меня появилась, я последовал за ним. Пока мы шли к перегородке, все парикмахеры и детективы с ряда кресел поглядывали на нас, и веселья в их глазах не читалось. Фиклер был и вовсе жалок.

Прежде за перегородкой я не бывал. Она отделяла пространство примерно с половину длины парикмахерской. Тут находились пропариватели, кадки, лампы и прочие принадлежности, а дальше – ряды шкафов и полок. Через широкий проход располагались кабинки для маникюра, целых четыре, хотя больше двух маникюрш я в парикмахерской никогда не видел.

Когда мы проходили мимо входа в первую кабинку, я заметил внутри Кремера, сидящего за столиком напротив Тома, седовласого парикмахера. Инспектор увидел меня и тут же поднялся. Я зашел за Пэрли в третью кабинку. Сзади послышались шаги, и к нам присоединился Кремер.

Кабинка была довольно большой, восемь на восемь футов, но сейчас казалась тесной. Помимо нас троих да кое-какой мебели тут находились еще стоявший в углу городской полицейский и Джанет Шталь, которая лежала на составленных в ряд вдоль правой стенки стульях, голова ее покоилась на стопке полотенец. Она не повернула к нам лица, лишь скосила глаза в нашу сторону. Выглядела Джанет прекрасно.

– Вот ваш друг Гудвин, – объявил Пэрли, стараясь придать своему голосу доброжелательные интонации.