В отделе ждал сюрприз – Аникеев исчез.
Заместитель, как бишь его зовут, объяснил: товарищ капитан ближе к вечеру оставил его за себя. Сам ушел по каким-то делам, и связаться с ним невозможно. Ведь как только Гонта принялся стучать в дверь и требовать не кого-нибудь, а лично московского майора, субординация обязала зама поставить сперва в известность своего начальника. На квартире капитана, расположенной неподалеку, телефонный аппарат для связи установили. Но на вызовы Аникеев не отвечал. А когда заместитель, как там его звать, явился туда с двумя солдатами, дома никого не оказалось. Туда, похоже, никто не входил уже больше суток. С того самого времени, как операция, названная Ковалем «Трофеи», вступила в активную фазу.
Быстро сложив исчезновение Аникеева с вчерашним нападением неизвестных на банду Ржавского, поджогом трофеев Жукова и очередным исчезновением ящиков с оборудованием, Коваль решил: череда непонятных событий непременно имеет общий знаменатель. Гонта наверняка знает, какой именно, и понимание этого дало подполковнику лишний повод пока воздержаться от привлечения к делу майора Лужина. Признаться, Коваля начинал слегка раздражать московский соглядатай, хотя виду он, разумеется, не показывал. Однако, поведи подполковник все грамотно сейчас, можно получить такие козыри, которые помогут поменять расклад. Кто знает, может статься, эмиссар самого Берии окажется на вторых ролях.
Действовать нужно было быстро.
Коваль допускал, что Аникеев мог воспользоваться служебным положением и залечь с какой-то девкой. Шерстить нужно все варианты, проверять любые возможные адреса, и такой приказ был отдан. Дальше на очереди – Гонта. Подполковник, заняв кабинет Аникеева, уже приготовился снова допрашивать майора, даже собрался кликнуть зама, черт возьми, как его мама назвала, и приказать привести арестованного, как вдруг тот явился сам. Коваль невольно решил: вызвал его силой собственной мысли.
– Разрешите, товарищ подполковник?
– Чего там еще? Аникеев отыскался?
– Никак нет. Тут другое. Человек вас добивается. Говорит, по делу о вагонах.
Коваль напрягся.
– Кто такой?
– Местный. Начальника милиции какой-то дружок.
А затем Коваль поразился еще больше.
Никогда не видел, чтобы так себя вели с офицерами госбезопасности. Точнее, видел, даже пытался реагировать. Но на фронте подобная наглость сходила с рук либо командирам самого высокого ранга, либо сотрудникам СМЕРШа, либо – офицерам разведки.
Невзрачного зама несильно, однако все равно – грубо и, главное, уверенно пнули в спину. Когда тот просеменил в кабинет, за ним шагнул высокий мужчина в перетянутой офицерским ремнем стеганой зеленой телогрейке и галифе, зашитых в разных местах грубыми стежками. Выбритый череп прикрывал старый картуз.
– Что за явление? – удивился Коваль, лихорадочно стараясь вспомнить, где и когда он уже видел этого человека.
– Гвардии старший лейтенант Борщевский. – Мужчина назвал себя, но не откозырял. – Мы тут без церемоний. Все свои, товарищ подполковник. Важная информация, а этот, – кивок на зама, – телится.
– Вы… ты соображаешь, чего творишь, старший лейтенант? – Лицо Коваля налилось багрянцем.
– Пока еще ничего не натворил, товарищ подполковник. У меня срочная информация. И ему, – снова кивок в сторону аникеевского заместителя, – знать ничего не положено. Пусть он выйдет.
– Здесь приказываю я.
– Вот и прикажите ему, чтобы оставил нас одних.
– Я с тобой забавляться не собираюсь, Борщевский! Ты не будешь мне говорить, кому и какие приказы…
– Трофеи.
Коваль не закончил своей фразы. Похоже, с внезапным появлением этого явно бывшего фронтовика очень многое может проясниться. Не каждый, кто входит с улицы, сразу дает понять, что знает о вагонах с трофеями. Сразу же у подполковника отпали последние сомнения: этот точно знает о содержимом третьего вагона.
– Выйди, – выплюнул приказ подполковник и, когда невзрачный офицер подчинился, проговорил уже ему в спину: – Далеко не уходи, будь рядом. Жди.
Дверь закрылась. Борщевский несколькими широкими шагами пересек кабинет, встал напротив Коваля. Теперь их разделял только стол.
– Я тебя слушаю, старший лейтенант. И моли Бога, чтобы твои сведения оказались впрямь такими важными, что я забуду твою наглость. Обычно за одно такое поведение у нас в стране отдают под суд. Нападение на сотрудника органов государственной безопасности, нравится?
– Нет. А в Бога вообще не верю. Я член партии, между прочим.
– Тебя партия наглости научила?
– Война. Только военное время кончилось. Законы другие. Вот я по закону и хочу.
– Что – по закону?
– Майор Гонта, Дмитрий Григорьевич. Арестован нынче поутру. Его надо немедленно освободить и оформить это официально. Вы можете так сделать, товарищ подполковник.
– Могу, – подтвердил Коваль. – Но не буду. Точнее, не имею права. Гонта твой – преступник, и я это докажу. Сядешь вместе с ним в одну камеру, Борщевский. По одному делу пойдете. Я так вижу, у вас тут целая террористическая организация. – Теперь он говорил уверенно, излагая не версию, а неоспоримый факт. – Сдается мне, я даже знаю, кто вчера ночью в усадьбе пошуровал до нашего приезда. Вот что, Борщевский, шансов у тебя нет. Кроме одного – сейчас напишешь явку с повинной. Будем считать, ты сам явился, добровольно. Впрочем, так оно и есть, за дверью вон свидетель стоит.
Рука подполковника легла на кобуру. Пальцы отстегнули латунную застежку.
– Отставить.
Услышать такое Коваль не ожидал.
– Чего?
– Спокойно стой, я сказал.
Коваль не заметил, когда и как Борщевский успел выхватить пистолет. Дуло смотрело прямо на него.
– Сдать оружие.
– Ты…
– Оружие на стол, подполковник.
Борщевский не повышал голоса – и это, как ничто другое, дало Ковалю понять: стоявший напротив военный в старой телогрейке готов на все. Он не подбадривает себя криком. Знает, что делает, и, кажется, давно решился на это.
– Ты не…
– Да. Мне терять нечего. Тебе – есть, – Борщевский уже решил не обращать внимания на звания. – Пистолет на стол, я сказал. Пальцами. Медленно.
Коваль вытащил из кобуры свой ТТ, держа его за рукоятку двумя пальцами, как было приказано. Осторожно положил перед собой. Убрал руку. Борщевский тут же, чуть наклонившись, подхватил оружие. Сунул в карман галифе, затем кошкой обогнул стол, встал за спиной подполковника, свободной рукой ловко обыскал его. Убедившись, что больше оружия у него нет, Борщевский отступил чуть в сторону. Вооруженную руку скрыл в кармане телогрейки.
– Значит, так. Зови сюда того холуя. Пускай приводит из камеры Гонту. Я в разведке служил, не промахнусь. Начнешь кричать – слова в глотку забью, пулями. Повторяю: терять мне нечего. Услышал?