— Увести его.
В железной двери запрыгал, заскрежетал ключ… Гамов отвалился на спинку стула и смотрел прямо перед собой остановившимися, мертвыми глазами.
Были все основания полагать (используя излюбленный оборот Грубина), что допрос оборвался на самом интересном месте…
4
Домой Олег Орестович отправился умиротворенным и тихим. У него было светлое лицо, и, выйдя из здания прокуратуры, он принялся блаженно улыбаться воробьям на тротуаре и, пошарив по карманам, высыпал малым птахам горсть жареных семечек. Боль давно миновала, а то, что Грубин увидел в лице Кости Гамова во время своего фирменного бешеного припадка, совершенно уверило его в том, что салага рано или поздно расколется и вспомнит даже то, что решительно не могло отложиться в его слабо трепыхающихся и напитанных алкоголем мозгах. Думается, чистосердечное признание состоится не позже, чем на третьем допросе. А то и уже на следующем…
«Сейчас домой, — ползла в голове Грубина череда неспешных, привычных, словно отрепетированных мыслей, — покормить рыбок… Если жена, дура, опять наварила этих чертовых пустых щей, которые не станет есть даже уважающая себя свинья… И если опять придется готовить самому, честное слово, выкину дуру-бабу в окно… Потом докажу, что она сама выпала, а асфальтовые дорожки возле дома все равно нужно чистить и ремонтировать…»
Сев в свою побитую жизнью «десятку», Олег Орестович поехал домой. Жил он в многоэтажке на Большой Черкизовской и, будучи человеком скромным и непритязательным, искренне полагал, что четырех комнат вполне достаточно для семьи из двух человек и десяти экзотических рыбок. Последние обитали в большом, если не сказать — огромном аквариуме, занимавшем чуть ли не треть домашнего кабинета следователя Грубина. Аквариум изготавливали на заказ, по чертежам самого Олега Орестовича, и снабдили весьма оригинальной системой смены воды и регулируемой подсветкой. Грубин любил рыб. Его ихтиологические пристрастия не ограничивались ухой и рыбными разносолами. Еще в детстве он зачитывался «Человеком-амфибией», а в более зрелом возрасте с удовольствием просматривал «Челюсти»-1, 2 и т. д., неоднократно ловя себя на искреннем сопереживании акулам-людоедам. Уж больно технично и умело они поедали сдобных американских налогоплательщиков!..
«Рыбы умеют молчать, в отличие от людей, — любил повторять Грубин, — но я, как профессионал, умею говорить и с рыбой!»
У подъезда его дома, как обычно, сидели старухи. Кудахтали все разом. Выделялся резкий и пронзительный голос рыжей Мефодьевны, имени которой никто не знал, зато все были прекрасно осведомлены о том, что она сдает внаем две квартиры в центре Москвы, что нисколько не мешает ей собирать пустые бутылки, спекулировать билетами на футбольные матчи у касс находящегося поблизости стадиона «Локомотив». А в моменты особенных душевных просветлений даже просить милостыню, не брезгуя и заезжими кавказско-азиатскими гастарбайтерами. Мефодьевна экспрессивно всплескивала веснушчатыми руками и несла редкостную чушь:
— У первом подъезде говорили, что эти планетяне специально присланы для порядка. Я вот где-то читала или в сериале слышала, что души, значит, не умирают. Так, может, там, с этими планетянами, товарищ Сталин прилетел? Уж он бы этих дерьмократов…
— Да брось ты ерунду городить, Мефодьевна. Вечно ты начнешь чушь нести, как в лужу… И каждый день новое. Вчера вот ты говорила, что инопланетяне — это такой предвыборный трюк, дескать, предвыборная шумиха перед выборами в Госдуму. Они ж уже на носу… Так что не трынди! А вот мой внук говорил, что сам видел в телескоп. Говорит: ох!.. Корабль из других, значит, галактик. А мой внук в университете учится…
— Балбес твой внук. Курит… И пиво пьет. Нивирситет. Все они там пиво пьют и вообще наркоманы…
— А вот Олег Орестович! Олег Орестович, вы человек при службе, может, вы нам скажете?..
Грубин сделал изящный жест рукой (так обычно он делал, когда намеревался дать допрашиваемому в челюсть) и быстро ответил:
— Я скажу вам, бабушки: идите в жопу со своими инопланетянами!
И быстро, дробными шагами бросился в подъезд, потом в лифт. Вне работы Грубин мог себе позволить оправдывать фамилию.
Первое, что он увидел, войдя в прихожую, было белое лицо жены. Грубин с досадой смахнул со своего пиджака желтый кленовый лист. Перекошенная физиономия супруги была явлением весьма обыденным в семейной жизни Олега Орестовича. Г-жа Грубина была существом чувствительным и могла всю ночь прорыдать над очередной серией мыльной оперы, чего-нибудь вроде «Поцелуй ангела», «Кашель херувима» или «Храп серафима». Грубин открыл уж было рот с целью сказать жене сакраментальное, дескать, дура ты набитая, матушка, — но тут же отказался от этого благородного намерения. Цепкий его взгляд различил в выражении лица жены нечто такое, что подсказало тренированной интуиции Олега Орестовича: нет, неземными страданиями очередной Пердиты-Хуаниты или подгоревшим обеденным пирогом тут дело не ограничивается.
Увидев мужа, жена втянула голову в круглые толстые плечи. Уголки ее рта были загнуты книзу, как у кукольного паяца. В глазах стояла морозная одурь, остановившиеся белки глаз были мутны. Это лицо с отмершей мимикой можно было назвать мертвым, когда б не подрагивающий подбородок. Грубин бросил портфель на тумбочку и спросил:
— Ну и?..
Вместо ответа она подняла руку и уставила толстый указательный палец в матово поблескивающую темно-коричневую дверь кабинета Олега Орестовича, виднеющуюся в конце скудно освещенного длинного коридора. Из гостиной слышался чеканный голос диктора теленовостей: «Каждые полчаса идут прямые включения из обсерватории, сообщающие… Опрос общественного мнения показывает, что пятьдесят пять процентов россиян не против контакта с… Даже выборы в Госдуму, до которых осталось не так много… Кандидаты… Инопланетные…»
Грубин пожал плечами, неловко потоптался на месте, а потом, не разуваясь, несколькими грохочущими шагами преодолел расстояние до двери, на которую показывал сосисочный палец дуры жены… Послышался ее натужный глухой всхлип, и Грубин, раздражившись вдруг и сразу, потянул дверную ручку вниз и на себя. Он вошел в кабинет и остановился в метре от собственного письменного стола, массивного, старинного, выполненного из темного резного дуба. Возле стола ядовито поблескивал аквариум. В первые мгновения Грубин не понял, что именно ему не нравится во внешнем виде его экзотической игрушки. Он напряженно сощурил глаза… Ну конечно. Темнота. Нет света. Подсветка — подсветка не работает! А ведь этого не может быть, потому что она идет от автономного источника питания, и даже если отключат электричество…
В стенку аквариума упруго плеснула волна. Сноп брызг вырвался из-под неплотно прикрытой верхней панели резервуара, и несколько капель попали на стол, на пол и на лицо следователя Грубина. Только тут он сообразил, что НИ ОДНА из рыб, живущих в этом аквариуме, не способна так возмутить свою среду обитания, поднять такую сильную волну.
Олег Орестович минуту постоял, чувствуя, как на несколько мгновений останавливает свой бой сердце, чтобы, вновь подпрыгнув, забиться с бешеной страстью, торопливо и жарко проталкивая кровь по сосудам. Потом Грубин решительно выдохнул и надавил на выключатель верхнего света.