— Акил! Акил, заклинатель слов! Акил, шествующий рядом с пророком, сардонар!
— Акил!..
Тот, кого называли Акилом, вскинул голову, расплескались по плечам длинные рыжеватые волосы, а окровавленные губы разомкнулись, выпуская дикий, нечеловеческий звук, нечто среднее между скрипом открываемой двери и предсмертным воем пса:
— Иу-а-ккррр! Во славу Его!..
Не сходя с места, он" протянул длинную руку, перепачканную в крови еще агонизирующего парня, и схватил свой кинжал, торчавший в столешнице. Кинжал исчез в складках плаща, и тогда Акил повторил:
— Бунт в городе! Меня ищут. Меня и Грендама. Братья ордена, те, кто прокляты, хотят переложить вину за происшедшее на нас, сардонаров, Ищущих Его и освобождения!
Шум в трактире приник к полу, съежился и, накренившись к стене, покатился куда-то в угол, где и затих совершенно. Один за другим пьянчуги оборачивались к Акилу, и их темные лица неумолимо трезвели. Да, этот сардонар умел привлечь к себе общее внимание и мгновенно заворожить слышавших и видевших его. Акил проговорил, все так же не сходя с места и бережно уложив обе руки на плечи убитого им человека:
— В городе бунт. Нам, Ищущим Его и освобождения, стало известно, что грядет страшный мор. Доподлинно известно, что из тайных подвалов Храма выведена к свету страшная порча, напасть, которая погубит народ. И знак тому уже дан!.. На площади, на центральной площади Горна вы можете видеть подтверждение тому! Семена проклятия посеяны, и всякий, кто отшатнется, будет уподоблен тому, что лежит на центральной площади, на возвышении! Близ обломков древнего талисмана, именуемого Камнем Примирения!
Конечно же присутствующим сложно было понять все эти слова, экстатически выкрикиваемые Акилом. Говоря, он постоянно делал какие-то пассы, попеременно то плавные, то разрезающе-хищные. Казалось, что вокруг него ходит волнами мутный серый туман, похожий на кольца огромной змеи, исчадия Илдыза. Но вот кто-то самый трезвый и остропонятливый спросил:
— Но откуда такие вести? Кто знает, что творится в подвалах Храма? Доподлинно ли известно?..
Акил ответил неспешно и важно:
— Тот, кто первым принес вести о грядущем море, сидит среди вас. И ему истинно известно, что промыслил Храм! Вот он!!!
И Акил, вскинув руку, указал в ту сторону, где полулежал, привалившись к стене и бессмысленно шевеля влажными от вина и слюны губами, омм-Гаар.
— Толстяк? А он что?..
— Этот толстяк — не кто иной, как высокорожденный брат Гаар, бывший Стерегущий Скверну в Храме Ланкарнака, а теперь он заседает в Конклаве, — произнес Акил.
Несколько человек вскочили на ноги, мгновенно стряхнув в себя опьянение. Кто-то в замешательстве опрокинул столик, и с грохотом посыпались кувшины, раскатились плошки, зазвенел металл… Несколькими огромными шагами Акил преодолел расстояние, разделяющее его и омм-Гаара. Мощным пинком он отшвырнул ввинтившегося ему под ноги незадачливого Гулла и, присев прямо на краешек стола, тихо спросил у хмельного Гаара:
— Три дня назад ты в стенах этого же жалкого кабака говорил о том, что Храм готовит страшный мор, древний яд, хранившийся в подземельях Первого… Потом эти вести подтвердились… О том, что Храм готовится применить это средство, говорили на Конклаве? Отвечай!
Гаар, подбородок которого покоился на тучной груди, несколькими беспорядочными рваными рывками поднял голову так, чтобы его глаза сумели заглянуть в темные глаза Акила. Он пробормотал:
— Кто… ты? Чего тебе от меня надо?
— Я всего лишь хочу узнать, брат Гаар, когда и при каких обстоятельствах стало тебе известно о приближении большого мора, будто бы выпущенного из подземелий Храма? — на одном дыхании выговорил Акил.
Толстый Гаар попытался приподняться, но Акил сжал рукой его рыхлую шею, тряхнул так, что под заседателем Конклава содрогнулась и треснула скамья. Все крепче сжимая пальцы на горле Гаара, Акил цедил вопросы:
— Где ты услышал о Камне Примирения, содержащем в себе древний яд? Что хотел сделать с ним Храм?
У Гаара посинело лицо, глаза, налившиеся кровью и выкаченные, заворочались в орбитах. Акил чуть ослабил свою железную хватку, а потом, совершенно оставив Гаара, взял кувшин вина прямо из рук какого-то оторопевшего оборванца и плеснул в лицо Гаара. Потом, взяв бывшего Стерегущего за подбородок, оттянул нижнюю челюсть и влил здоровенную порцию хмельного напитка прямо ему в пасть. Омм-Гаар глотнул, поперхнулся и закашлялся. Акил ждал. Наконец откашлявшийся Гаар булькнул:
— Я… хвр-р-р… на Конклаве… добрый Акил!.. Кля… клянусь…
— Кой черт я тебе добрый? — прервал его Акил. — Не вынуждай меня идти на крайние меры. У меня мало времени. Я не поколеблюсь перерезать тебе горло, если ты попытаешься увиливать и запираться. В свое время я точно так же принадлежал к ордену Ревнителей, как и ты, так что ты знаешь: мы, братья ордена, не любим лжи и не любим ждать. Просто повтори, что ты плел вот в этом же трактире, когда напился пьян.
— Я… я сказал, что на Конклаве было решено передать Камень Примирения людям Леннара, чтобы… чтобы отравить… и…
— Камень Примирения? Вздор! — Акил запрокинул голову и расхохотался, показывая красивые крупные зубы. — Не далее как два дня назад мне донесли твои пьяные слова, а один мудрый человек, принадлежащий к нашему братству сардонаров, Ищущих Его и освобождения, растолковал мне, что такое сей древний талисман! Как и следует из его названия, его подносят врагу в знак примирения и с надеждой на долгий и прочный мир! Уж не хочешь ли ты мне сказать, Гаар, что Храм решил пойти на примирение с Леннаром?! Отчего же тогда разбитый камень лежит на центральной площади Горна, а рядом с ней — первая его жертва, чудовище, которое нельзя и назвать человеком?
— К-какая жертва? Ка… — хлопая белесыми телячьими ресницами, залопотал было Гаар, которого окончательно развезло от порции вина, коей щедро попотчевал его Акил. Договорить он не успел. Снаружи от дверей послышался шум, голоса, звякнул металл. Акил оттолкнул осовелого Гаара в сторону, а сам, широко шагнув к стене, протянул обе руки вперед, нащупав темную нишу. Он навалился плечом на серый камень и надавил на него что есть сил. Камень пошел вглубь, открывая за собой черную пустоту тайного хода. Из все расширяющегося прохода потянуло промозглым холодом и сыростью. Обернувшись, Акил показал что-то на пальцах хозяину гостеприимного заведения, прянул в проход, и его поглотила тьма. Когда в помещение вломились несколько муниципальных стражников под командой рослого Субревнителя, тяжелый камень, задвинутый изнутри расторопным Акилом, уже встал на прежнее место.
Субревнитель, высокий ладный молодец в темно-желтом камзоле, затянутом алым поясом, на ходу одним быстрым взглядом прощупал помещение кабака. После этого он, перейдя с пружинистого бега на неспешную вразвалку походку, какой обычно щеголяют франты на улице Камиль-о-Гон или в другом излюбленном месте для прогулок жителей Горна, приблизился к стойке. Из-за нее торчала угодливая физиономия хозяина. При виде господина Субревнителя он ощерил зубы, растущие весьма живописно — через один и даже через два, и проговорил: