— А… что там такое может быть? — произнес Гамов.
Доктор Ревин, глядя в спину стремительно удаляющемуся Донникову, на ходу достающему из-под пиджака оружие, произнес:
— Я не готов ответить тебе на этот вопрос. Возможно, сам увидишь… В любом случае усвой одно: как бы ни повернулось, опасайся, избегай желтых квадратиков.
— К-каких желтых?.. — Гамов сглотнул и забормотал: — Н-нет, конечно, мне приходилось на своем веку допиваться до зеленых карликов, до говорящих черепашек и до мира во всем мире, но чтобы желтые квадратики…
Пока Костя произносил этот бессмысленный и неуместный монолог, доктор Ревин с грохотом ссыпался по лестнице, проявив несвойственную ему прыть и в точности повторив путь следователя Грубина и Ганна-Донникова, и уже на подходе к конечной цели своего марш-броска услышал глухой раскатистый треск выстрелов, ругань и божбу. И стоны, протяжные и мучительные, а потом вдруг ставшие короткими, прерывистыми, как гудки в брошенной трубке телефона.
— Так… Мне кажется, там есть на что посмотреть, — нетвердо сказал Гамов, однако же не ощущая ни малейшего прилива страха. В конце концов, выезжая сюда он запрограммировал себя на худшее.
Костя был совершенно и безукоризненно прав: посмотреть было на что. Основное действо разворачивалось на нижнем уровне НИИ, в помещении, которое вопреки своему низкому «подвальному» статусу было отделано серьезнее и основательнее прочих площадей исследовательского центра профессора Крейцера. Длинный и узкий, как колодец, коридор с высокими сводчатыми потолками и анфиладой боковых комнат был до отказа залит белым слепящим светом; на стенах, как ручейки расплавленного металла, пылали длинные извилистые световоды, а в самом конце коридора, расширяющегося сразу же во все стороны, включая уходящий под уклон пол и вздымающийся вверх сразу метра на три потолок, — кипела схватка. Гамов спустился в коридор и, схваченный со всех сторон мягкой прохладой, замер, прижавшись к стене. Не надо, не надо было ему лезть сюда, но ведь порой можно пойти на риск, ценой этого волевого усилия повернув свое ближайшее будущее к лучшему! Подобные этим мысли и проскакивали длинными беспорядочными искрами в голове Константина, когда он несколькими неуклюжими шагами-прыжками приблизился к месту драки, время от времени вжимаясь в дверные ниши, чтобы не угодить под рикошетящие от стен пули, пущенные мимо целей в длинное жерло коридора.
В драке принимали участие четверо. Одного из них Костя узнал сразу, это был следователь Грубин. Он стоял на одном колене и по-собачьи мотал головой, опустив к полу лицо, и от движений его облепленного мокрыми волосами черепа во все стороны гроздьями летела кровь. Рядом с ним на полу валялся пистолет, табельный ПМ, на который никто не обращал внимания. У дальней стены, тупика, которым заканчивался разросшийся во все стороны коридор, сцепились двое. Тот, что был сверху, приехал вместе с Грубиным и Гамовым, — сотрудник оперативной группы. В правой руке он держал спецназовский нож выживания и пытался достать им до лица или горла своего врага. Это ему никак не удавалось, потому что правое запястье было накрепко схвачено, запечатано огромной пятерней соперника. У омоновца было багровое лицо, на мощной шее вздулись сизые жилы, под камуфляжной амуницией судорожно перекатывались огромные мышцы, но никаких усилий не хватало, чтобы дотянуть гибельное лезвие до горла противника.
Тут же, чуть поодаль, в самом тупике, лежало неподвижное тело еще одного сотрудника опергруппы, и меж ребер его торчал автомат Калашникова без рожка с патронами, всаженный в тело прямо стволом.
— Ни хрена себе… — пробормотал Костя Гамов, щуря близорукие глаза и разглядывая тупик.
Нет, не тупик. Стена, которая должна обозначать этот тупик и завершать коридор, была рассажена надвое длинной полутемной щелью. Оттуда, из щели, выбивался толчками желтовато-зеленый свет, словно что-то ритмично пульсировало в застенном помещении. Гамов, который и не подозревал о существовании этого помещения, даже на цыпочки встал, как будто это могло помочь ему получше впитать увиденное. Между тем следователь Грубин перестал мотать головой, Он поднял лицо. Мутный взгляд его постепенно становился осмысленным и злым. Он протянул руку и, схватив пистолет, прицелился в двух бойцов, замерших в изматывающем немом усилии. Нет, конечно, цель была ясна: тот, что снизу. Но, словно каким-то звериным чутьем подхватив опасность, исходившую от следователя, неизвестный рванул руку сотрудника ОМОНа так, что затрещали кости. Тот вытянул носом длинный хлюпающий звук, заваливаясь набок, на пол; тускло звякнул нож, выпав из руки, и в то же мгновение незнакомец отскочил от пола, как баскетбольный мяч, и с быстротою молнии исчез в пульсирующей щели в стене. Надо отдать должное Олегу Орестовичу, он без раздумья бросился за тем в открытый проем.
Прошло около минуты. Никто не выходил, и ни звука не просачивалось из все так же рассаженной желтовато-зеленым световым клином стены. Медленно, глухо заворочался на полу спец из оперативной группы с перебитым запястьем и даже принялся шарить по бетонному полу второй, здоровой, рукой. Костя Гамов, оставшийся практически в одиночестве в этом залитом светом желобе, пошевелился в пустой нише, ощущая лопатками металлический холод дверной панели за его спиной. Ноги сами вынесли его к проему в тупиковой стене и бросили в неизведанное пространство помещения, о котором он, работая тут полгода, и не пытался даже подозревать.
Первый, кого он увидел ЖИВЫМ, был следователь Грубин. Он же, если уж на то пошло, оказался и последним. Нет, в этом вытянутом овальном помещении были еще трое людей. Все трое были мертвы. Но не было среди них ни доктора Ревина, помчавшегося из обсерватории в том же направлении, ни могучего незнакомца, так ловко расправившегося с тремя представителями опергруппы. А Олег Орестович стоял в трех шагах от входа, неизменной узкой и длинной щели в стене, и его повернутое вполоборота к появившемуся Гамову лицо то освещалось мягкими наплывами света, становясь злым и каким-то азиатским, то тонуло в мутном нежном полумраке.
У ног следователя горел ЖЕЛТЫЙ КВАДРАТ. Он был небольшой, примерно метр на метр, и его четко высвеченный по периметру контур то разгорался, до боли разрезая глаза, то тонул в этом мутном желто-зеленом вареве, которое наполняло собой весь объем комнаты. Но Олег Орестович, казалось, и не видел этот фосфоресцирующий контур. Он смотрел туда, где в длинном металлическом желобе, метров до шести в длину, желобе, обсыпанном мутно светящимися красными звездочками, лежали один за другим три трупа. Один труп был опознан сразу: это и был Сергей Петрович Монахов, о котором недавно шла речь. Спонсор. Банкир. Он выглядел так, словно только что прилег отдохнуть. Но Олег Орестович, конечно, и не собирался проверять, какого рода был этот отдых. Все очевидно.
Примерно посреди овальной комнаты виднелось небольшое возвышение в виде усеченной полусферы. Желтый квадрат практически примыкал к нему, а длинный желоб шел по касательной. Возвышение выглядело вздыбленным металлическим холмиком, но при более длительном взгляде на него казалось, что его контуры плывут, колышутся, словно кусок густого желе при легком касании.