Я в это время отсутствовал и ничего не знал об ожидавшем меня сюрпризе. Мы с Германом ходили в селение и возвращались оттуда почти бегом, чтобы застать представление на пляже, которое директор школы устроил для нашей команды. Перевалив через дюны, мы сразу приметили не совсем обычное судно по соседству с «Тигрисом», там, где он стал на якорь два дня назад, как только утихомирился ветер. Навстречу нам, приветственно махая рукой, шел Юрий, чтобы представить сопровождавших его двух светловолосых европейцев, и один из них, в котором я угадал капитана, широко улыбаясь, крепко стиснул мою руку.
— Вы говорите по-английски? — спросил я, представляясь.
Уголком глаза я заметил, что Юрий с трудом удерживается от смеха.
— Капитан Хансен, — в свою очередь, представился незнакомец на норвежском языке и добавил, что может говорить по-английски, но предпочел бы родной язык, если я не возражаю.
Под дробь барабанов, обтянутых акульей кожей, звучали над пляжем пакистанские песни, плясали танцоры, возились на песке борцы. Импровизированный концерт продолжался. Придя в себя от удивления, я спросил капитана Хансена, какой бес забросил его с норвежским спасательным судном в такой глухой уголок, как Ормарская бухта? Рассказал ему, что приветственный концерт концертом, но симпатичный деревенский полицейский сознался мне, что вообще-то иностранцев в Ормару не пускают. До нас, по словам местных жителей, их посетил только один зарубежный гость, а он прибыл по суше, чтобы собирать камни.
Капитан Хансен ответил, что пришел сюда с разрешения пограничных властей в Карачи. Его спасательный буксир работает по всему свету. Теперь они заняты тем, что выручают суда, застревающие в дельте Инда на илистых отмелях в лабиринте мангровых болот. Только что вернулись на базу в Карачи, как пришлось спасать загоревшийся у входа в гавань старый греческий пароход, и тут получили по радио команду идти в западную бухту Ормара — выручать «Тигриса».
— Приходим сюда — твоя ладья стоит на якоре посреди бухты, а на берегу народ пляшет! — заключил он, недоумевая.
После чего охотно принял приглашение вместе со своими людьми досмотреть до конца представление.
Но что же все-таки произошло? Ведь мы, входя в Ормарскую бухту, ни к кому не обращались по радио. Правда, Норман вместе с Рашадом отправились на берег, но когда они вечером вернулись на обузданный якорями «Тигрис» в прибойной полосе, мы в помощи не нуждались, а если бы и нуждались, все равно никто не поспел бы вовремя. Может быть, наше молчание в эфире, когда вся область от Аравийского полуострова до Пакистана была охвачена песчаной бурей, породило тревожные догадки, что «Тигрис» потерпел аварию? Вот что гласила моя последняя запись в экспедиционном журнале в ту ночь:
«Жестокий ветер с моря подвывает, обтекая мачту; прибой награждает звонкими шлепками пляшущую ладью. Ложимся спать одетые, буйные волны бросают нас вверх и вниз, в небе полыхают молнии, ветер и море расшумелись так, что еле слышно кузнечика на камбузе. Капитан дау сказал напоследок, что для нас стоянка безопасная, но им не годится. И что они вернутся завтра или попытаются прислать кого-нибудь еще. Ин ша'алла. Да, не сладко сейчас нам на «Тигрисе». Ух как воет штормовой ветер! Выдержат ли якоря? Ин ша'алла».
А проснувшись наутро, мы увидели совсем другую картину. В бухте было тихо, мыс надежно прикрыл нас, дул береговой ветер. В море волны курчавились белыми барашками. Ощутив сквозь сон резкую перемену, я уже в четыре часа выходил на палубу и подивился странной тишине. Как будто мы вернулись на реки Ирака: никакого прибоя, никакой тряски, во всю ширь бухты катили неторопливые валы. Лишь откуда-то издалека доносился гул, как от могучего водопада. Я поглядел на берег. Все ясно: теперь сильный прибой дубасил узкий перешеек с другой стороны. Погода резко изменилась. Шторм перекочевал в восточную бухту, где расположилось селение. Пожалуй, для навестившей нас дау было бы лучше отстаиваться вместе с нами.
Скалы, прикрывшие ладью от шторма, напоминали готовые сорваться в море айсберги. Вода была мутнее прежнего, но с приливом уровень ее поднялся, и от пляжа осталась совсем узкая полоска метрах в двухстах от нас. Хлопотавший на камбузе Тору предложил мне чашку горячего кофе. Да, сплошные чудеса... Вернувшись в рубку, я долго не мог уснуть. С прояснившегося неба на меня смотрела луна, мерцал знакомый ковш и Полярная звезда.
И после восхода солнца небо осталось таким же ясным, по-прежнему дул береговой ветер. Редкий случай: все одиннадцать человек одновременно сели за стол. Герман подал овсянку и яйца, которые оставались свежими благодаря тому, что перед стартом он смазал их растительным маслом. Карло побывал на берегу и вернулся с говорящими на урду дружелюбными рыбаками, которые вызвались помочь нам отвести ладью на хорошую стоянку посреди бухты. Если якорные тросы выдержали шторм, теперь на них и подавно можно было положиться, и поскольку Норман с Рашадом накануне уже побывали в селении, их оставили нести вахту, а вся остальная команда получила увольнение на берег. На резиновой шлюпке мы по двое переправились на великолепный длинный пляж, проходя вброд последний кусок. На много километров протянулся чистый белый песок — и ни души, только наша девятка. Ступая по раковинам и губкам, загоняя в подводные норки пугливых крабов, мы выходили на сушу и обувались.
Душа радовалась смотреть, как «Тигрис» спокойно стоит на якоре, покачиваясь на ленивых валах, и сознавать, что у нас под ногами земля Пакистана. Ныне это пустынное побережье известно под названием «Макран»; возможно, что в древности его называли «Макан». А может быть, здешняя область составляла восточные владения Мелуххи — ведь оборонительные рубежи Индской цивилизации включали горные проходы вблизи от нынешних границ Ирана. Да, скорее всего, мы уже миновали земли Макана и достигли Мелуххи, поскольку сфера военных и торговых интересов индских городов-государств в шумерские времена простиралась намного дальше Ормары.
За пределами досягаемости волн в песке лежало множество черепков. Однако вряд ли на этом низком перешейке можно найти какие-либо следы древности — ведь во времена шумеров уровень моря здесь, как и в Двуречье, был намного выше. Очевидно, на месте перешейка был песчаный перекат, а нынешний гористый мыс был островом. Очень интересно геологическое строение этого участка. Асбьёрн обнаружил, что известняковые утесы нашпигованы идеальной формы шарами из мягкой меловой породы величиной с апельсин. Разломав один такой шар, он увидел внутри удивительно красивые окаменелости затейливых раковин, моллюсков и червей. Ребята набрали целую кучу таких шаров в качестве сувениров. Твердые пласты песка, слагающие низкий перешеек, создавали рельеф, резко отличный от известняковых утесов. Параллельно пляжу тянулись кривые террасы, возникавшие по мере того, как отступал океан. Важный признак, подтверждающий мнение Дейлса, что древние крепости Суткаген Дор и Сутка-Кух были выстроены в приморье.
На гребне перешейка черепков было столько, словно местные жители дружно разбили все старые горшки, как только купцы из Карачи снабдили их современной жестяной посудой. В самом деле, первыми нам встретились женщины в длинных одеяниях, которые убегали от чужеземцев, неся на голове жестяные кувшины. Недалеко от нашего пляжа был вырыт колодец, и к нему отовсюду сходились хозяйки за драгоценной водой.