Вооружившись топором, Карло попытался с помощью Детлефа вколотить дубовое гребное весло в дно рядом с ладьей. Но песчаный грунт был слишком рыхлым, и весло тут же всплыло.
Солнце опустилось совсем низко. На берегу больше никто не показывался. Начался отлив, вода отступала из бухты, и мы с ужасом смотрели, как пляж, разрастаясь, придвигается к нам. Глубина под бунтами становилась все меньше; ладья еще была на плаву, и обращенный к морю нос лихо взлетал на гребне, но в ложбинах между волнами корма явно касалась грунта. Кстати, это обстоятельство, вкупе с действием отлива, помогало двум маленьким якорям и зарывшемуся в песок плавучему якорю удерживать нас на одном месте, совсем близко от полосы, где проходили верблюды. Вся моя надежда теперь была на то, что нагрузка на якоря уменьшится, как только корма сядет на грунт. Отстоимся таким способом, качаясь на волнах, а когда уймется шторм, подтянемся за тросы обратно, туда, где поглубже.
В такой вот напряженной обстановке, чувствуя себя словно пассажиры на мчащемся в неведомое глиссере, мы сели за наш длинный стол, где ждал горячий ужин.
Без двадцати шесть по судовому времени солнце зашло, и Эйч Пи зажег керосиновый фонарь. В одной из глинобитных лачуг на краю бухты тоже затеплился огонек. Дождь прекратился. В шесть вечера нас окликнули с моря, и мы стали махать фонарями, взобравшись на рубку. Прибой вынес к «Тигрису» надувную шлюпку; в ней сидел один Асбьёрн. Несколько рук подхватили его и помогли вскарабкаться на борт. Он не встретил Нормана и Рашада. Углубился в дюны, набрел на маленькое строение с башней, заглянул внутрь и увидел богомольцев, которые объяснили ему, что это — мечеть, а селение находится далеко, по ту сторону песчаного перешейка. Тогда он вернулся к шлюпке, оставленной под прикрытием большой лодки, написал на песке большими буквами «Тигрис» и короткое послание ребятам: дескать, пусть посигналят, и он придет за ними.
Однако никто не сигналил. В дальнем конце пляжа мелькнул тусклый огонек, но тут же пропал и больше не появлялся.
В семь вечера мы вскочили со скамеек, услышав чьи-то крики с моря. Теперь уже там мелькали огни. Я готов был поклясться, что узнал голос Нормана. Мы дружно кричали в ответ, но прибой и ветер заглушали нас. Затем до нашего слуха донеслось сразу несколько голосов и шум мотора. Вооружившись всеми наличными фонарями и облепив крыши рубок и мачту, мы махали руками и кричали изо всех сил, чтобы вновь прибывшие не угодили на мель. Наконец в свете наших фонарей показалась маленькая, мелкосидящая дау с пакистанской командой и с Норманом и Рашадом на носу. Дау подошла так близко, что наши ребята прямо с нее перескочили на борт «Тигриса». Пакистанцы не сразу сообразили, что мы наполовину сидим на мели. Еще минута, и дау могла либо опрокинуться, либо тоже сесть на мель, но опытные моряки мигом сориентировались, лихо развернулись в каскаде брызг, развили полный ход, и вскоре огни и рокот мотора пропали в ночи.
...Снова вся команда в сборе, готова разделить судьбу «Тигриса». Норман и Рашад рассказали, что им пришлось отшагать не один километр по низкому перешейку, прежде чем они достигли приморского селения по ту сторону мыса Ормара. С жаром описывал Рашад виденные по пути сводчатые дома из циновок — совсем такие, как у болотных арабов. В самом селении есть и каменные постройки, принадлежащие директору школы и полиции. Местные жители встретили гостей приветливо и очень беспокоились за нас, застрявших к западу от мыса, поскольку в океане бушевал сильный шторм. В конце концов решили послать на выручку судно в обход мыса. Спасателей здорово потрепало на этом отрезке. Доставив на «Тигриса» наших товарищей, они канули во тьму и уже не вернулись; мы так и не узнали, что с ними было потом. Норман и Рашад уверяли, что дау подвергалась большей опасности, чем «Тигрис», так что, наверно, рыбакам пришлось несладко, когда они повторно огибали мыс, спеша укрыться в своем заливе, пока шторм совсем не рассвирепел. Во всяком случае, эти самоотверженные люди убедились, что мы живы, невредимы и не падаем духом, качаясь возле берега на камышовых бунтах. Капитан дау напоследок крикнул Рашаду, что нам здесь ничего не грозит, но для них эта стоянка не годится.
Судя по всему, капитан был прав, хотя нам еще не доводилось слышать, чтобы кто-то вот так отстаивался на якоре посреди бушующего прибоя, уткнувшись кормой чуть ли не в самый берег. Как бы то ни было, мы явно перестали смещаться, и шторм вроде бы не собирался прибавлять; оставалось только сбросить внутреннее напряжение и утешать себя мыслью, что трое из команды побывали на берегу в Пакистане. Расписав ночные вахты, мы забрались в тростниковые шалаши, и камышовая люлька принялась грубовато укачивать нас под сатанинскую колыбельную макранского прибоя.
В понедельник 30 января небо над Пакистаном радовало глаз голубизной, и волны давно перестали яриться, когда норвежский океанский спасательный буксир «Язон», обогнув мыс Ормара, вошел в широкую западную бухту.
Шторм, обрушившийся тремя днями раньше на побережье Индийского океана, унялся, и капитан Хансен из Бергена, стоя на мостике, высматривал в бинокль разбитое судно. Такового не оказалось. Он поискал взглядом обломки среди каменных глыб и коварных песчаных баров у подножия высоких утесов. Обломков тоже не было.
Зато посреди бухты мирно покачивалась на якоре серповидная ладья — самое диковинное судно, какое когда-либо доводилось встречать капитану и его двенадцати товарищам-норвежцам. Не арабская дау. Не китайская джонка. И отнюдь не пакистанская лодка. Какая-то вязанка камыша, на корме даже название не написано.
Малым ходом 1200-тонный спасатель подошел к странному недомерку и отдал якорь. Ладья была покинута командой, но якорные тросы удерживали ее на месте. На палубе и в плетеных рубках — ни души. Но на столе между рубками стояли тарелки, кружки, пустая сковорода; на тростниковых стенах сушились трусы и акульи хвосты. На штагах висела вяленая рыба; в крохотных забортных гальюнах на корме белели рулоны туалетной бумаги.
Внимательно изучая длинный песчаный перешеек на краю залива, капитан и его товарищи заметили на пляже кучку людей, которые что-то разглядывали, сбившись в плотное кольцо, а из-за дюн к ним торопились другие желающие посмотреть на их находку.
Что тут подумал капитан Хансен, может ответить только он сам. Так или иначе, он приказал спустить на воду десантную баржу и, отобрав несколько человек, поспешил к берегу. Ведь он пришел в эту глухую бухту, выполняя инструкции норвежской аварийно-спасательной компании «Сальватор» в Бергене, которой передали сообщение Бахрейнского радио, что судно «Тигрис», приписанное к норвежскому порту Ларвик, потерпело аварию западнее мыса Ормара в Пакистане.
Мелкосидящая баржа ткнулась в грунт, не дойдя до берега. Поручив матросам удерживать ее на месте, капитан и его старший помощник дошли вброд до пляжа, подбежали к толпе, осторожно протиснулись через нее и неожиданно для себя очутились в первом ряду зрителей, наблюдающих фольклорное выступление. Барабаны, восточные пляски, народная борьба... Внутри кольца стояли почетные гости — бородатые иностранцы, представляющие самые различные этнические типы; вместе с хозяевами они так веселились, что не сразу заметили пополнение.