Двенадцатого марта на юго-западе, как раз на пути нашего дрейфа, возникли бледно-голубые очертания могучих гор Сокотры. Карло заметил их в ту самую минуту, когда багровое солнце коснулось горизонта на западе, и мы закричали со смешанным чувством радости и беспокойства:
— Ур-ра! Видим Сокотру! Достигли Африки!
В самом деле, здорово! Мы пересекли Индийский океан. На поверхности моря появилась легкая рябь, но ветер был еще слишком слаб, чтобы наполнить парус. А ведь нам нельзя подходить ближе к острову. Поднимаем парус, налегаем на гребные весла... Солнце скрылось, и все потонуло во мраке. Шлем новую радиограмму: подходим к запретному острову вопреки собственному желанию.
Тринадцатое марта. Солнце взошло в легкой дымке; ленивый бриз по-прежнему был слишком слаб, чтобы ладья слушалась руля. К полудню мгла поредела, и я различил вдали слева какую-то формацию, высвеченную солнцем. Словно айсберг, которому природа придала вид сидящего белого медведя. Потом вокруг светлой формации появились темные контуры более крупного массива. Судя по всему, остров еще приблизился, но толком разобрать, что скрывается за мглой, мы не могли. К «Тигрису» подлетела чайка. Ребята выловили кустики плавающих водорослей.
Норман доложил по радио, куда нас занесло. Ему ответили, что лондонские посольства стран, представленных в команде «Тигриса», пока не получили от Южного Йемена положительного ответа.
Солнце зашло.
Четырнадцатое марта. Вскоре после полуночи ветер прибавил, и ладья стала слушаться руля. Только оба паруса наполнились, как ветер с веста отошел на зюйд-вест, потом на зюйд, потом вильнул обратно. Всю ночь мы возились с парусами и гребными веслами, возвращая «Тигриса» на нужный курс, и каждый раз ветер заходил с другой стороны. Ладья выписывала петли и зигзаги; мы совершенно выбились из сил; в темноте я боднул бамбуковое стропило и разбил голову в кровь. А выбравшись из рубки в седьмом часу утра, обнаружил, что нос ладьи смотрит прямо на скалистый берег Сокотры... Белый медведь оказался огромной песчаной дюной на склоне образованного пригорком центрального мыса. Определившись по карте, мы установили, что перед нами протянулся на сто с лишним километров северный берег острова. На восходе нас отделяло от него всего двадцать миль, на закате — четырнадцать. И это после того, как мы весь день трудились без передышки, чтобы увеличить или хотя бы сохранить дистанцию.
Нос ладьи вертелся в разные стороны, и наши корифены растерянно метались по кругу. Остров ощетинился шпилями и пиками, которые выглядели выше и неприступнее всех гор, виденных нами с начала плавания. Дежуривший на рации Норман принял сообщение, что представительство Южного Йемена при ООН тоже не стало ничего решать и предложило обращаться прямо на Сокотру. Включив любительскую рацию, Норман связался с русским радиолюбителем по имени Валерий, и я попросил Юрия передать в Москву, что нас прибивает течением к Сокотре. Вскоре поступил ответ, что Министерство иностранных дел СССР направило запросы посольству Южного Йемена в Москве и Советскому посольству в Адене.
Наступил вечер, и остров снова пропал во тьме. Детлеф доложил с мостика, что мы, идя на запад против приливно-отливного течения скоростью не менее одного узла, вроде бы сохраняем дистанцию, отделяющую нас от берега. Ночью слабые порывы ветра доносили благоухание цветов, а один раз нам почудился запах жареного кофе. На несколько секунд на берегу вспыхнул яркий огонь, потом опять сгустился кромешный мрак.
Пятнадцатое марта. В полночь ветер совершенно стих, и мы снова очутились во власти течения. Сколько ни смотрели — никаких огней, ни на острове, ни в море. Когда небо на востоке из черного стало сперва ярко-зеленым, потом красным, суша показалась всего в восьми милях от ладьи. За ночь нас оттеснило назад, и мы вернулись на траверз ориентиров, виденных накануне, только теперь они были гораздо ближе. Огромный «белый медведь» придвинулся вплотную, и мы дивились, как это песок мог подняться так высоко по склону. Пригорок с дюной ограждал с востока главную гавань острова с административным центром Хадибу. В западной части бухты мы рассмотрели высокие деревья и несколько построек. Но никаких признаков жизни. Ни одного дыма. Странно, как будто остров был покинут людьми.
Вместе с нами шло более сотни спинорогов, и появились какие-то новые виды рыб. Было много крабов-плавунцов. Летали птицы. Но люди не показывались. В разных местах вода словно вскипала от полчищ серебристых рыбок: наши корифены занялись охотой. Кругом сновали дельфины. Перед мысом пускали фонтаны три кита. Но никто не выходил навстречу нам из гавани, и никто в нас не стрелял. Может быть, и впрямь политические осложнения или еще какие-нибудь причины вынудили людей покинуть остров? Норман принял новое известие с Бахрейна: «Министерство иностранных дел ФРГ рекомендует «Тигрису» не подходить, повторяю, не подходить к Сокотре во избежание серьезных затруднений (подчеркнуто)».
Слабый бриз позволил нам идти со скоростью 1,2 узла относительно поверхности воды, но течение оставалось встречным. Мы вошли в загрязненную зону, море на много миль вокруг было словно покрыто мыльной пеной. В дневнике записано:
«Во второй половине дня загрязнение усилилось, от края до края тянулись полосы, напоминающие «красный прилив»; местами плотные, как снежные заструги. Ближайшее рассмотрение показало, что эти полосы составлены бурыми комочками мазута, вроде встреченных нами в Атлантике. Комочки мы наблюдали не один день еще до появления пены. Длинными параллельными лентами тянется слизистая смесь пены с нефтяной пленкой. Отвратительная картина. Крабики снуют по этой мерзости; плавают с разинутым ртом корифены, охотясь за полчищами крохотных рыбешек. Всю вторую половину дня мы петляли, стараясь оторваться от острова, даже легли на обратный курс, задумав обогнуть восточный мыс, — все напрасно. Теперь, в шесть часов вечера, правим на высокий западный мыс, на который нацелились вчера вечером, только позиция наша намного хуже, вот-вот войдем в трехмильную зону. На душе неспокойно от такой близости. На небольшом мысу с идущей вверх по склону тропкой видно несколько армейских палаток; рядом с ними стоит нечто вроде грузовика. Видно также группу огромных современных бетонных зданий вперемешку со старыми арабскими домами. Три здания стоят бок о бок у самой воды. Если б не отсутствие окоп, можно было бы принять их за жилые дома. А так они производят впечатление ультрасовременных предприятий, резко контрастируя с окружающей дикой природой. Сказочные горы. Мы в жизни не видели более красивого острова. Нам с Норманом он напоминает остров, где мы впервые познакомились, — Таити с устремленными к небу шпилями Диадемы. Карло предложил нам попробовать наладить радиосвязь с Сокотрой или Южным Йеменом. Мы попытались, по нам не ответили. Большие здания еще приблизились. Никаких признаков жизни. Никакого движения. Никакого ветра. Положение отчаянное. Рискуем, что нас выбросит на скалы».
Ночь застала нас возле самого берега. С удивлением мы увидели, что в современных зданиях внезапно вспыхнуло множество ярких электрических огней и кругом кое-где зажглись фонари. Я заключил дневниковую запись такими словами: «От близости берега тревожно на душе. Отдал команду зажечь побольше керосиновых фонарей и направить свет в сторону суши, чтобы там знали, где мы находимся, и могли вмешаться, если нас понесет на опасный берег».