— «Представительство Южного Йемена при ООН связалось со своим правительством, чтобы объяснить положение «Тигриса». Надеемся получить разрешение».
Второе послание гласило:
— «Норвежское посольство в Лондоне уведомляет, что Южный Йемен не против вашей высадки на Сокотре».
Послышались крики «ура!», кто-то из ребят предложил тотчас поворачивать обратно и править на бухту Хадибу. - Я попросил Детлефа доложить обстановку. Он сказал, что мы идем против встречного течения с абсолютной скоростью два узла, выдерживая курс, с учетом сноса, 278° — на 18° правее торчащего вдали западного мыса.
Детлеф готов был тут же возвращаться на мостик, чтобы развернуться курсом на Хадибу.
— Теперь-то мы точно знаем, что в нас не будут стрелять! — радовался он.
Но тут уже я воспротивился.
— Нет. Мы единодушно постановили проверить, может ли «Тигрис» миновать этот мыс. Ответ получен, ответ утвердительный, теперь надо плыть дальше, не то получится, что мы попусту затеяли рискованное дело.
Норман поддержал меня. Нам следует продолжать плавание. Ни шумеры, ни египтяне не стали бы приставать к здешним берегам, зная по предыдущим заходам, что на острове нет ни золота, ни других ценных товаров. Правда, большинство ребят теперь явно сожалели, что упущена возможность войти в бухту Хадибу и заняться увлекательным поиском ответа на неразгаданные тайны Сокотры. Провожая взглядом уходящие назад пейзажи, мысленно мы взбирались на горы, чтобы исследовать окаймленные суровыми пиками долины.
Карло и Герман достали несколько бутылок красного вина, припасенного для особых случаев, и мы продолжали идти вперед. Нос ладьи смотрел правее мыса, четко вырисовывающегося на фоне золотистого вечернего неба. Солнце садилось в причудливые облака, которые мы сперва приняли за другие острова из группы Сокотры.
Слева нас неотступно сопровождали дикие скалы, а до последнего мыса надо было еще плыть и плыть. Мы приметили нехитрые каменные постройки на ровных площадках над скалами, потом все пропало во мраке, только и видны бородатые физиономии членов экспедиции, окружившие керосиновый фонарь. Все так же пели среди стеблей кузнечики; около наших босых ступней ковыляли крабики.
Наш маленький отряд не разучился наслаждаться бытием на борту шумерского ма-гур. Я уже простил ребятам, что не поддержали меня на утреннем совещании. Как-никак целью экспедиции было испытать наш кораблик, а их уверенность в нем служила высшей оценкой. Древняя конструкция, которую ученые почитали ненадежной за пределами рек Месопотамии, пронесла нас через шумерский залив, от Бахрейна до Омана, от Омана до Пакистана, от Пакистана до острова у берегов Африки, вполне сохранив свои мореходные качества, так что команда предпочла не останавливаться на Сокотре, хотя знала, что нам предстоит одолеть еще тысячу миль и пройти сквозь строй запретных берегов, прежде чем представится следующая возможность причалить к суше.
Молодой месяц словно обозначил новую фазу путешествия, когда мы ушли от Сокотры — первого на нашем маршруте клочка африканской земли. Ночь принесла крутую волну и переменные ветры, и в скудном свете тонкого лунного серпа мы с Норманом, как нам показалось, совсем близко рассмотрели черные контуры уходившего назад высокого западного мыса. Прощай, Сокотра! Некоторое время вдалеке за кормой переливались яркие лучи прожекторов. На рассвете весь возвышенный западный берег острова остался позади, и вскоре мы снова очутились наедине с океаном и нашими морскими спутниками, большинство которых остались нам верны.
Через два дня мы с хорошей скоростью миновали необитаемый остров Каль-Фарун с птичьим базаром. Высокая скала, напоминающая акулий зуб, блестела от помета. Отметив, что в лоции перепутаны местами изображения Каль-Фаруна и Джазират-Субуния [47] , мы заключили, что вряд ли эти воды с мощными приливно-отливными течениями и противотечениями между скалистыми островками привлекают какие-либо суда. Однако как раз в это время, когда небо и солнце окрасились в закатный красный цвет, мы увидели два судна. Они догоняли нас, следуя сходящимся курсом, причем одно из них появилось со стороны Сокотры. Похоже было, что ладью собираются взять в клещи, и мы подняли флаг ООН. В ответ поднялись советские флаги, а затем мы прочли названия на железных корпусах: «Анапский» и «Ачуевский». Два советских рыболовных траулера, явно нуждающиеся в свежей покраске после долгого пребывания в море. Юрий влез на крышу рубки и радостно запрыгал там, размахивая фуражкой. Его жестикуляция нисколько не смутила птиц, которые пикировали на рыбу около ладьи. Да и выстроившиеся вдоль поручней моряки, по три десятка на каждом судне, поначалу реагировали довольно вяло. Тем временем солнце зашло, и траулеры озарились электрическими огнями. Замедлив ход, они как бы эскортировали нас с двух сторон, чуть отстав от «Тигриса», и один траулер поприветствовал нас сиреной. Асбьёрн живо накачал резиновую шлюпку, вместе с Юрием они подошли по черным волнам к «Ачуевскому», и Юрий поднялся на борт. Через полчаса он вернулся с дарами и вручил нам огромного замороженного групера, десятикилограммовый мешок с обезглавленными морожеными креветками, большой мешок картофеля и русские карты залива, к которому мы направлялись. Два дня мы объедались чудными креветками, торопясь управиться с ними, пока не протухли на жаре.
Траулеры ушли курсом на Аден, и мы снова остались одни. В последний раз нам выдалась возможность поваляться на крыше рубки и поразмышлять о далеких временах, когда в этих водах плавали основатели древних цивилизаций и свободной торговли. Историк Плиний Старший в первом веке нашей эры отмечал широкий размах морской торговли между Египтом и Цейлоном, который, в свою очередь, был связан «со страной китайцев». Плиний недвусмысленно заявляет, что сведения о здешних морских путях римляне получили от древних египтян и что те точно знали, когда, куда и как ходить под парусами в этой части Индийского океана. Благодаря Плинию и заведовавшему Александрийской библиотекой древнегреческому ученому Эратосфену, трудами которого пользовался римский историк, нам было известно, что «Тигрис» далеко не первый корабль подобного рода, совершивший этот несложный переход. Плиний записал, что египтяне в свое время плавали «на судах из камыша, оснащенных подобно нильским лодкам» не только на Цейлон, но и к индийскому материку, торгуя с прасиями на реке Ганге. Он приводит точный навигационный путь, сообщенный Эратосфену египетскими купцами, и отмечает, что суда выходили из портов Красного моря летом, когда на небе показывался Сириус. Далее он пишет: «В обратный путь из Индии мореплаватели отправляются в начале египетского месяца Тибис, что отвечает нашему декабрю, и во всяком случае, до шестого дня египетского Мешир, то есть до 13 января по нашему календарю» [48] .
Мы на «Тигрисе» покинули район Инда только 7 февраля, зная, что запаздываем, поплатились сломанной стеньгой и все равно дошли до африканских вод. Не времена года были для нас главной помехой, а историческая эпоха. Мы опоздали на несколько столетий, и нам не разрешили высаживаться в Пунте. Идя в опасной близости от запретного берега, надо было маневрировать предельно осторожно, чтобы не оказаться в виду венчающего «рог Африки» мыса Гвардафуй, после которого восточное побережье материка сворачивает круто на вест-зюйд-вест, окаймляя Аденский залив.