Наконец магическое слово было произнесено столько раз, сколько положено. Я успел понюхать грязную рюмку и узнал красное вино с «Пинто». Перед тем как пить, наш церемониймейстер замогильным голосом объявил:
— Сейчас мы выпьем нашу кровь, смешанную вместе. Представление о вине как о крови он, видимо, почерпнул из церковной службы. Выпили, и Хуан тут же налил еще: всем чуть-чуть, мне полную.
— Ты наш главный брат, пей побольше, — добродушно сказал бородач.
Я был рад, что ему достается так мало. Правда, дружба окончательно наладилась. Звучали громкие слова про аку-аку, про братство. Я — старший над ними, у меня «ключ». «Ключ» к одной из их пещер и к «счастью» всей нашей пятерки. Вторая пещера тоже будет моей, если я вернусь и навсегда поселюсь на острове. Сейчас, насколько я понял, за нее отвечал Туму. Бутылка быстро опустела. Большая часть вина досталась мне. — Посмотри на мою бороду, — сказал чернявый разбойник, который теперь был моим младшим братом. — Бот где моя сила, — торжествующе пояснил он.
Видели бы они меня после того, как я сто один день шел на плоту «Кон-Тики»! А впрочем, они все равно поверили в мое могущество, хоть я теперь гладко выбрит.
Никогда еще я не пил такого вкусного вина. Все мои тревоги прошли. Я посмотрел на часы: три. До лагеря далеко, пора домой. Тепло поблагодарив, я прижал к груди драгоценную книгу с ронго-ронго и корзину с «ключом» от пещеры. Мои братья сказали, что завтра придут ко мне в лагерь, и мы вместе поедим моей пищи. Я ответил: «Добро пожаловать» — и вместе с Туму, Андресом и Атаном вышел на прохладный, свежий ночной воздух.
На следующий день мои новые братья, зайдя за мной в лагерь, повели меня на гору. Здесь бородатый фанатик, стоя на бугре лицом к морю, обратился с речью к незримым слушателям. Под левой рукой у него была зажата камышовая папка с книгой ронго-ронго, правую руку он воздел к небу, жестикулируя. Хуан говорил по-полинезийски, но, хотя голос его звучал очень тихо, почти неслышно, он сильно смахивал на оратора из лондонского Гайд-парка. Вот он указал рукой на нас, продолжая говорить так взволнованно, словно равнину и море внизу заполняла огромная толпа. Грудь нараспашку, полы незастегнутого пиджака развеваются на ветру… Казалось, он стоит одной ногой в прошлом, другой — в настоящем, как символ народа, переживающего ломку.
Кончив речь, Хуан спустился к нам и вручил мне великолепное изображение рыбы-парус, которое сам вырезал из дерева. Потом вынул из папки книгу ронго-ронго и быстро ее перелистал, пока не дошел до страницы с аку-аку. Держа палец на волшебной строке, он снова тихо заговорил с окружающими нас невидимыми существами, затем передал книгу мне и попросил прочитать вслух аку-аку.
Кругом простирался удивительный остров, рядом со мной стояли три благоговейно слушающих пасхальца… Я прочел:
— Кокава аро, кокава туа, те игоа о те аку-аку, эруа.
Ритуал закончился. Предки смогли убедиться; что книга передана мне по всем правилам. Мы спустились с горы к зеленым палаткам, где стюард уже расставил на столе закуски.
Трапеза во многом проходила так, как и завтрак перед походом в пещеру маленького Атана, только ритуал был еще более гротескным и еще грубее звучали хриплые голоса, шепча про сокровенную «мощь» и «силу» поданных блюд. И каждый из нас сидел со своей вахиной. Ивон даже испугалась, когда я забормотал что-то скрипучим голосом и тоже начал вести себя как-то странно. Как я узнал от нее после, она решила, что я помешался.
Неожиданно мой сумрачный брат поднялся и, поглаживая свою черную бороденку, другой рукой показал на норвежский флажок на столе.
— Вот где твоя сила, брат, — сказал он вдруг и схватил флажок. — В нем твоя сила, я должен его получить.
Я отдал ему флаг и добавил маленькую целлофановую коробку с моделью плота «Кон-Тики», которая ему приглянулась. Взяв подарки, Хуан важно вышел Из палатки, сопровождаемый своими друзьями, и они вместе ускакали в деревню.
Вечером я лег пораньше, чтобы поспать несколько часов перед новой полуночной вылазкой. На очереди стоял еще один тайник: «раскололся» Энлике Теао, который ходил с нами в пещеру Атана. Кроме него должны были пойти Ивон, Карл, фотограф, Тур-младший и Атан. Тайник, расположенный на западном берегу, был очень искусно укрыт, но попасть в него оказалось легко — сквозь заросшую осыпь у подножия утеса. Съев куриную гузку, я по тесному ходу проник в подземелье. В «передней» с чисто выметенным полом нас встречали два черепа. Дальше была подковообразная ниша, напоминающая рождественские ясли католиков: на полу — сено, вдоль стен — желтые камышовые циновки с множеством причудливейших фигур. Здесь было даже уютно. После встречи с братьями-фанатиками накануне я просто отдыхал у простодушного, скромного и радушного Энлике. Когда мы вышли из подземелья, нас встретила приветливая круглая лупа; ленивый ветерок не мешал ей смотреться в черное зеркало игриво настроенного моря.
На следующий день в Анакене состоялось что-то вроде народного гулянья. Пользуясь случаем, два врача — наш и деревенский, сидя в столовой, добывали капельки крови из ушных мочек тех из наших гостей, кого патер Себастиан считал чистокровными. Бургомистр и его родичи, когда дошла очередь до них, смотрели на врача как на грабителя, отнимающего у них бриллиантовые серьги. Они не сомневались, что за каплю крови настоящего «длинноухого» начальники музеев платят огромные деньги. Их взгляд, когда они смотрели, как тщательно смешивают красные капельки с химикалиями и в особых пузырьках отправляют в холодильник на корабле, был достаточно красноречив. Мол, их бессовестно надувают, но на что не пойдешь дружбы ради…
Бургомистр, щеголяя соломенной шляпой, самолично приводил в палатку избранных из толпы, которая веселилась на просторной поляне. Вокруг лагеря звучали песни и смех, бренчали гитары, ржали кони. Я только что сходил к костру и выбрал себе кусок жареного мяса посочнее, когда ко мне подъехал худой, обросший седой щетиной всадник в драном кителе. Он учтиво поздоровался, и я предложил ему спешиться и найти себе что-нибудь по вкусу в открытой земляной печи. Но старик нагнулся ко мне и прошамкал беззубым ртом:
— Вот зачем я здесь: чтобы передать, что ты можешь рассчитывать на двойное счастье. Эль брухо, колдун, сказал мне, что тебя ожидает счастье, если ты придешь в воскресенье в полночь. И оно будет тебе сопутствовать впредь.
Не отвечая на мои вопросы, старик дернул поводья и скрылся в толпе; больше я его не видел. Я впервые услышал про эль брухо; до сих пор мне лишь о старухе Таху-таху было известно, что она занимается таху и колдовством. Однако нетрудно было сообразить: если на острове есть кто-либо, заслуживающий звания колдуна, это может быть только мой новый брат. В самом деле, он вел себя так, словно считал себя шаманом. И живет он в доме аку-аку перед уединенной обителью Таху-таху, со всех сторон окруженный бесами. Словом, ясно, что «колдун» — мой новоявленный младший брат Хуан Хаоа.
В воскресенье мы, как обычно, отправились в церковь. По-прежнему под потолком порхали щебечущие пташки. Патер Себастиан, как всегда, вышел в нарядном облачении, и, как всегда, атмосфера была словно в оперном театре. Но толпа прихожан теперь ужо не была для нас чужой и безликой. Теперь мы знали большинство. В каждом ряду сидели наши друзья. Вот «полицейские» Николас и Касимиро. Вот старик Пакомио рядом с Лазарем и молодым Эстеваном. «Деревенский шкипер», «Сын вождя», четверо братьев Пакарати… Атан и Энлике, Альберте и Даниель. Вошли и сели вместе три приятеля — Туму, Андрес и Хуан Колдун. Сегодня в полночь мне еще предстоит снова встретиться с ними.