Там, где речка сузилась в стремительный ручей, тропа и вовсе пропала. Мы простились с ручьем, пересекли груды камней и полезли вверх по склону, продираясь сквозь густой подлесок между исполинскими деревьями. В зарослях тут и там укрылись поросшие мхом следы каменной кладки. Искусственные террасы… И всюду было видно, как упорно сопротивляются садовые деревья наступающим лесным великанам. Стены из многотонных глыб были взломаны искривленными корнями, питавшими стволы такой толщины, что втроем не обхватить.
Наконец Иоане остановился. Из-под мшистых камней перед нами пробивался чистый, холодный родник; рядом простерлась мощеная площадка, покрытая такой густой и высокой порослью, что не только долину, но вообще кругом ничего не было видно. Королевская терраса, здесь жила последняя королева. Не очень-то приветливое место, но мы разглядели в чаще стволы кокосовых пальм и хлебного дерева, огромные листья банана и на редкость большое лимонное дерево, которому множество золотистых плодов придавало сходство с рождественской елкой.
Если это место было облюбовано королевским родом, вряд ли мы найдем что-нибудь лучше! Мы дали понять Иоане, что останемся здесь; он весело попрощался и исчез в дебрях. С Вилли у нас было договорено, что мы арендуем принадлежащую Иоане часть долины, с правом расчищать и строить, а также собирать все потребные нам фрукты и орехи. Плата невысокая — столько, сколько в Европе стоил чемодан. Сверх того, мы уплатили налог старосте, тоже сущие пустяки.
Для первой ночевки мы захватили маленькую палатку, нечто вроде просторного мешка с молнией, и еще до захода солнца я расчистил для нее площадку под сплошным лиственным пологом. Когда спустилась ночь, мы в последний раз воспользовались спичками. Будем беречь угли, присыпая их золой, а если потухнут, разведем огонь трением, используя ветки гибискуса. На ужин Лив испекла несколько бананов феи и — впервые — хлебный плод величиной с детскую голову. Счастливые, как дети, мы заползли в маленькую палатку. В этом раю не было даже змея, если не считать комаров.
В палатке чувствуешь себя почти как под открытым небом. Когда природа отделена от тебя лишь тонким полотнищем, слышишь малейшие звуки, особенно в новом, незнакомом лесу. За ночь мы кое-что узнали о природе, которой предстояло стать нашим домом. Правда, мы далеко не все понимали. Что это с такими жуткими звуками прыгает по полотнищу? То квакает, точно лягушка, то скрипит, будто старая дверь. Кто-то копошился в камнях поблизости. Дикая свинья? Выше в долине словно филин ухает… А у самой нашей террасы явно мяукал кот.
Внезапно мы услышали приближающиеся шаги. Шорох сухой листвы, хруст ломаемых сучков… И тишина. Долго стояла тишина. Снова шаги, кто-то подкрался вплотную к палатке… И опять мертвая тишина, а мы лежим и слушаем с бешено колотящимся сердцем.
Кому это понадобилось подкрадываться среди ночи? Нам представился островитянин с распухшими ногами: стоит над палаткой и держит в поднятых руках острогу или здоровенный камень. У местных жителей нет оснований любить белого человека, который навлек на их голову лютые болезни. Если верить старой энциклопедии, эти невежественные островитяне до недавнего времени занимались людоедством. Исчезнем с лица земли — и никто не узнает, как, когда и где это произошло [3] .
Главное, не позволить застать себя врасплох… Бесшумно поднявшись на колени, я с диким воплем выскочил наружу. А там, ошалело таращась на палатку, стоял одичавший белый пес. Мой маневр поверг его в такой ужас, что бедняга стрелой метнулся в заросли и побежал вниз по склону. Больше мы его никогда не видели.
Однако и после этого для нас не наступил покой.
Шелест ночного ветерка заглушал доносившиеся с разных сторон ружейные выстрелы, по большей части издалека, но некоторые совсем близко. Странно… На этом острове ни у кого, кроме Вилли Греле, не может быть ружья. Да и разве в дебрях среди ночи что-нибудь разглядишь? Мы выбрались из палатки и прислушались. В просветах в листве мерцали звездочки. Вдруг совсем рядом что-то громко ударилось о землю; звук как от настоящего выстрела. Подкатилось ко мне, и я увидел большой, тяжелый кокосовый орех, формой и величиной напоминающий мяч для регби. Скорлупа одета в толстую защитную кожуру, которая не дает ореху расколоться при падении с высоченной пальмовой кроны. Кокосовые пальмы на Маркизах достигают весьма внушительного роста, их солнцелюбивые кроны торчат выше лесного полога. И когда там, в высоте, ветер принимался качать пальмовые листья, тяжелые от сока зрелые орехи срывались и падали на землю со стуком, который глухо отдавался в ночной тишине. Как раз над нами вздымалась к звездам высоченная пальма, за нее была привязана одна из растяжек нашей палатки. Мы поспешили перенести палатку на более безопасное место. Упади с эой пальмы орех, он прорвал бы полотнище и пришиб нас не хуже бомбы. Кое-как я расчистил в темноте другой клочок, мы расстелили палатку на земле и забрались в нее, даже не растягивая, лишь бы защищала от комарья.
Когда над горой Тауауохо поднялось солнце, ни один луч не просочился на нашу площадку. И лесная чаща не пропускала даже самого слабого ветерка, который разогнал бы назойливых комаров. Мы решили расчистить всю террасу и соорудить хижину, просторную и достаточно прочную, чтобы в нее не могли забраться лесные звери.
На завтрак я принес гроздь бананов, таких спелых, что мушки уже успели их отведать. Подойдя к палатке, я увидел, что Лив трясет большое дерево, увешанное плодами, напоминавшими лесной орех. Вода в Королевском роднике была чистая, холодная и удивительно вкусная, не то что в водопроводе дома. От радости душа пела не хуже щебечущих кругом пичуг, и нам не терпелось приступить к работе.
После завтрака я взял мачете и принялся, будто саблей, косить окружающую зелень. Острое лезвие с одного удара рассекало сочные стебли бананов, точно луковицу; даже твердая древесина хлебного дерева не могла ему противостоять. Знакомые плодовые деревья падали на землю вперемежку с неведомыми нам местными видами. Я чувствовал себя так, словно расправлялся с соседским садом. Лив вырывала руками дикую ваниль, папоротник, кофейные кусты, потом ухватилась за некое подобие увешанной картофелинами веревки. По мере того как расширялся просвет в зеленом пологе над нами и расступались окружающие кусты, сверху прорывалось все больше солнечных лучей, освещая старинные мощные стены, сложенные не одним поколением прилежных строителей. А там и ветерок подул. Мы очистили от ила и гнили лужицу рядом с палаткой, вбили в землю кусок бамбука с руку толщиной, и вода Королевского ручья наполнила небольшой каменный бассейн.
Затем наступил черед деревьев на нижней террасе, и постепенно открылся чудесный вид на долину с пальмами и тропическими исполинами, на противоположный склон с отвесными обрывами и красными зубцами. Прямо напротив на красном фоне у самого гребня двигались белые точки. Козы… Одичавшие домашние животные, как и все млекопитающие на этих островах. Над зеленым пологом у подножия скал торчали поросшие тростником и желтым бамбуком круглые бугры. Направо на много километров вниз уходила долина, но деревушка и море были закрыты лесной чащобой.