Достоевский, сунув руку за пазуху, достает узелок на тесемке. Развязав тесемку, извлекает из узелка темную медную монетку – четверть копейки. И протягивает Марии на открытой ладони.
ДОСТОЕВСКИЙ. Я сохранил ее. Это мое главное сокровище, это фантом обращения моей прежней гордыни в христианство. Возьмите же, это все, что я сегодня могу вам дать. Но когда-нибудь… О, Мария, ради вас я когда-нибудь сниму даже звезды с неба!
ВЕРАНДА В ДОМЕ ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРА. УТРО
На веранде за завтраком генерал-губернатор, ложкой черпая из туеска янтарный мед с покрошенным в него хлебом и запивая это блюдо холодным кумысом, звонит в колокольчик.
Тут же на веранду входит адъютант.
ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР. Флейту.
Адъютант уходит.
Генерал-губернатор поворачивается к Врангелю, сидящему с ним за одним столом и уплетающему глазунью из пяти яиц.
ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР (отечески). Намедни я получил письмо от твоего отца. Он там, понимаешь, очень обеспокоен – что у тебя, барона и прокурора, за дружба с этим социалистом и каторжником, замышлявшим против царя?
ВРАНГЕЛЬ (прекращая есть, испуганно). Ваше превосходительство, я же сколько писал папа, да и вам докладывал – Достоевский отрекся от своих заблуждений!
ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР. Это он тебе так говорит. Но я-то знаю: самое опасное для русского мальчика – это влияние революционера. Я же вас вижу насквозь: ваша душа тянется ко всему «прекрасному и высокому», а им – безбожникам – как раз таких и надо.
ВРАНГЕЛЬ. Густав Христианович, поверьте моему честному слову: Достоевский – глубоко верующий человек! Он и меня укрепляет в вере. Клянусь вам, что за всю свою жизнь я не встре…
ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР (насмешливо). Ай-ай-ай!
Входит адъютант с уже открытым футляром флейты. Нагнувшись, подает эту флейту генерал-губернатору.
Генерал, продув мундштук и пожевав для разминки губами, прикладывается к флейте и начинает играть.
ВРАНГЕЛЬ. Да, ваше высокопревосходительство, за всю мою, пусть и недолгую, жизнь я никогда не встречал другого столь убежденного монархиста! Ох, как бы мне хотелось, чтобы вы узнали его поближе! Позвольте мне привести его к вам!
Генерал, играя на флейте, с любопытством косится на юного барона.
ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР (прерывая игру). Нет, Цицерон… Не дело, чтобы каждый солдат лез в наш калашный ряд. Пусть он хоть и самый что ни на есть гений, как ты говоришь, но каждый сверчок должен знать свой шесток. Иначе мы тут, понимаешь, такое натворим в нашем отечестве…
ВРАНГЕЛЬ. Ваше высокопревосходительство, но неужто такой талант погибнет в солдатчине? Разрешите ему хоть жить не в казарме, снять комнату…
ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР (насмешливо). А верно, что он обратил свой талант на супругу безработного интенданта? А вы, барон, этой интрижке потворствуете…
Врангель, поперхнувшись яйцом, прокашливается.
ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР (продолжая). А? Как насчет вашей честности в этой области? Только не краснея, барон…
ВРАНГЕЛЬ (опустив глаза). Густав Христианович, он ее любит… (Спохватившись.) Но там все возвышенно, слово дворянина!
ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР (насмешливо дунув во флейту). Гм… «Возвышенно»! Это еще хуже… (Задумчиво.) Я помню ее – прехорошенькая!.. Нет уж, отправлю-ка я ее от греха подальше…
ВРАНГЕЛЬ (в отчаянии). Да у нее муж – пьяница!
ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР. Вот именно. Тем и легче ее совратить. Нет уж, милок, ежели хочет твой гений романы писать – ладно, пусть живет не в казарме и пишет. Но ломать семью офицера – ни-ни! Вы поняли, барон?
ВРАНГЕЛЬ (убито). Вы убьете его вдохновение…
ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР. Ничего. Если в нем каторга сочинительский зуд не убила, понимаешь, то и тут… (Не договорив, генерал выводит на флейте новую музыкальную трель.)
ОРАНЖЕРЕЯ И АЛЛЕЯ В САДУ ПРИ ДОМЕ ВРАНГЕЛЯ. ДЕНЬ
Врангель и Мария идут по оранжерее.
МАРИЯ. Мы получили назначение в Кузнецк.
ВРАНГЕЛЬ. Я знаю.
МАРИЯ. Это триста верст отсюда, туда одна дорога стоит огромных денег.
ВРАНГЕЛЬ. Понимаю, дорогая. Я приготовил сто шесть рублей, как вы просили.
МАРИЯ. Премного благодарна. Мы отдадим, как только…
ВРАНГЕЛЬ. Перестаньте, Мария Дмитриевна! Я бы вам и больше дал, да боюсь, ваш отъезд вконец убьет Федора Михайловича. И кстати, за что вы к нему так суровы?
МАРИЯ (удивленно). Я? Сурова? Помилуйте, мы с ним друзья…
ВРАНГЕЛЬ (пылко). Вот! Вот именно! А он вас любит! Неужели вы не понимаете? Вас любит гений не ниже Толстого! Несправедливо сосланный гнить в этой дыре, униженный каторгой и солдатчиной, без возможности писать и публиковаться, он живет здесь только вами, вами одной – понимаете? Тут же все против него – фельдфебели, генералы! А если и вы бросите его, то все – мы потеряем великого писателя! Ну представьте себе, если бы от вас зависела жизнь Толстого или Пушкина? Вы понимаете, о чем я вам говорю? (Протягивает ей деньги.) Возьмите.
Мария смотрит ему в глаза, длинная пауза.
Слезы появляются на ее глазах, Мария поворачивается и быстро идет к выходу из оранжереи, почти бежит.
Врангель догоняет ее в двери оранжереи, заступает дорогу, пытается остановить.
ВРАНГЕЛЬ. Подождите! Что вы! Вы меня не так поняли!
МАРИЯ (плача, на ходу). Я вам не шлюха! Пустите! Дайте дорогу!
Мария выбегает из оранжереи, бежит по аллее к воротам.
ВРАНГЕЛЬ (догоняя ее, в ужасе). При чем тут! Боже мой! Мария, умоляю вас! Я вас не покупал, я говорил о нашем долге! Поверьте, это Провидение бросило сюда вас и меня! Да, Провидение – чтобы мы спасли Федора Михайловича! (Хватает ее за руки, останавливает.) Погодите! Посмотрите на себя! Разве вы не ангел небесный? А я?
Мария невольно улыбается.
ВРАНГЕЛЬ (дожимая, доигрывая). Видите, я херувим! Херувим с бакенбардами! Но что я могу? Дать ему денег, переселить из казармы на частную квартиру. И все. А вдохновение, жажду снова писать, стать нашим новым Толстым или даже выше его – это вы, вы! Это ваша миссия на земле, за этим вас послали сюда оттуда, сверху! (Сует ей деньги в карман.) Пожалуйста, вдумайтесь – что наша жизнь без этой миссии спасти его?
ПЛАЦ ПЕРЕД КАЗАРМАМИ. ДЕНЬ
Гремят барабаны.
Бахчеева, голого до пояса, с едва зажившими рубцами на спине и плечах, выводят из казармы на новую экзекуцию в оставшиеся полторы тысячи палочных ударов.