Долгие прогулки вдоль заснеженных московских прудов, по берегам которых были высажены столь уютные аллеи, принесли свои плоды. Меморандум, коий совершенно точно должен был заинтересовать этого кровавого тирана, созрел в голове лорда Висбю, затем был изложен на бумаге (кстати, весьма приличной, зато неприлично дешевой) и отправлен в Кремль. И вот сегодня сэр Самуэль…
В этот момент внутренние двери, как видно ведущие в кабинет русского царя, растворились и на пороге появилось несколько человек, которые вышли в приемную залу, довольно шумно обсуждая что-то. Лорд Висбю наклонился вперед, жадно впившись взглядом в лица тех, кто только что покинул покои величайшего тирана современности… Странно, на их лицах не было никакого страха. Скорее озабоченность, воодушевление, решимость. Более того, некоторые улыбались!
Сэр Самуэль разочарованно откинулся на спинку дивана. Что ж, это было бы слишком просто… В конце концов, этот человек сумел обмануть целую страну. Но его… его — нет. Он, английский аристократ уже в третьем десятке поколений, получивший прекрасное домашнее образование, отточивший свой ум, логику и способности к анализу в Кембриджском университете, получивший немалый опыт, служа величайшему из англичан, сумел разгадать мысли, планы и чаяния того, кто до сих пор являлся тайной за семью печатями для всего цивилизованного мира. Он просчитал, вычислил, препарировал его…
— Лорд Висбю, — негромко обратился к нему старик за бюро.
Сэр Самуэль вздрогнул. Вот. Наконец…
— Государь ждет.
Лорд Висбю поднялся на ноги, одернул свой еще довольно прилично выглядевший камзол и решительным шагом вошел в кабинет…
ОН был здесь. Величайший из тиранов современности. Гроза врагов. Палач народов. Человек, потративший на собственный дворец столько средств, что они полностью решили бы проблему дефицита бюджета Англии на много лет вперед. Человек, не считающийся ни с кем и ни с чем. Человек, имя которому — воплощенное коварство, считающий себя загадкой, но… оказавшийся для изощренного европейского ума раскрытой книгой. Он читал его меморандум. Написанный специально для него. Для тирана, наслаждающегося своей тиранией. И оценивший его. Оценивший изощренный ум единственного в мире человека, который сумел полностью разгадать его самого. И явно решивший воздать должное столь проницательному и тренированному уму. Лорд Висбю горделиво вскинул голову.
А хозяин кабинета, все это время молча разглядывавший его с противоположной стороны огромного стола, заваленного множеством бумаг, вздохнул, с легким кряхтением поднялся на ноги и, подойдя к двери, приоткрыл ее:
— Аникей, вели-ка принести мне сбитня… ну и калачей, что ли. Ой, чувствуется, мы с этим индюком аглицким долго проболтаем… — после чего повернулся к стоявшему в горделивой позе англичанину и, перейдя на английский язык, спросил: — Ну и что за чушь вы мне прислали, сударь?
Я сидел на кровати и этак слегка повизгивал от боли. А Машка стояла передо мной на коленях и старательно втирала мне в колено мазь, приготовленную Полуяном Косым, моим личным врачом. Полуян был уникумом, гением от медицины, поэтому составленная им мазь мне все-таки помогала. Вроде как. Ну или как минимум не мешала тому, чтобы оно само прошло. Артрит, будь он неладен… ну да лет-то уж мне сколько — семьдесят три! Столько не живут. Особенно в этом времени. А я вон еще пыхтю потихоньку. Хотя песок уже сыплется. Но Машка и Полуян с ним самоотверженно сражаются, собственноручно законопачивая все более и более множащиеся дырки. Короче, моя жена ведет себя совершенно не так, как оно вроде положено царицам. Ну если ориентироваться на мою матушку. Хотя как оно действительно положено вести себя царицам, я не представляю.
— Тебе бы полежать, старый, — с некоторым укором сказала мне жена, поднимаясь с колен.
— Не-а, — мотнул я головой, улыбаясь. — Не могу. Дел много. И вообще, разлеживаться нельзя. Тиран должен быть постоянно деятельным и страшным. Иначе подданные могут почувствовать слабину и взбунтоваться… Да и ты ж меня тогда точно разлюбишь. Ну кому я буду такой немощный нужен?
— А вот язык бы тебе укоротить, — усмехнулось мое чудо, целуя меня.
— Да как ты токмо смеешь так с кровожадным тираном-то? — расхохотался я.
Машка рассмеялась в ответ. Про бредни того англосакского индюка я ей рассказал в подробностях тем же вечером, когда состоялась встреча. Машка сначала слушала с удивленно распахнутыми глазами, что ей, впрочем, очень шло, потом начала похрюкивать, а в конце уже просто заржала в голос. Ох уж эти англосаксы… Нет, любой народ непоколебимо уверен, что его собственные обычаи — самые правильные, самые разумные и самые достойные. Но в случае с англосаксами это преклонение перед, так сказать, их законом и обычаем как единственной и неизбывной истиной всегда было прямо-таки неприличным. Будто нет и не может быть ни на земле, ни на небе ничего более разумного, достойного и соответствующего Божьему провидению (ну или правам человека и идеалам демократии), чем то, что создано и принято к исполнению англосаксами. Однако этот беглый лорд поразил меня не только и даже не столько этим. Он, с абсолютным апломбом вычислив (ну из своей, конечно, системы координат, то есть своего собственного представления, что такое хорошо, плохо, достойно, недопустимо), что я являюсь тираном, предложил мне вариант, как затиранить «бессловесное русское быдло» (ну таким ему представлялся русский народ) еще больше. Ох уж эта извечная англосакская привычка всех поучать, как оно наиболее правильно… и, как правило, к собственной выгоде. А как же, себя не забывают. Куда деваться — протестантская этика! Протестант изначально предопределен Господом к получению наибольшей выгоды в этой земной жизни, и поэтому, не добиваясь сего от всяких там неполноценных народов (ну мы же умные люди, понимаем, что вслух этого говорить не стоит, но между своими…), ты не просто наносишь себе материальный ущерб, что уже само по себе неприятно, но еще и (внимание, грозный рокот барабанов) не исполняешь предначертанное Господом!
— И все-таки почему ты его не выгнал? — с укором спросила Машка.
Я усмехнулся.
— Да так… понял, что испытываю непреодолимую тягу к просвещению идиотов. К тому же путешествие с ним послужит хорошей школой для тех двоих… ну может послужить. А у меня на ребят большие планы. Так что если справятся — быстро двинутся вверх по иерархической лестнице.
— А если нет?
— Если нет, — я пожал плечами, — на нет, как говорится, и суда нет. Найдем для тех должностей, на кои я их планирую поставить, других начальников.
Машка снова улыбнулась.
— Ну в чем-то он все-таки прав. Ты действительно жесток.
— Не жесток, а требователен, — воздел я вверх указательный палец. — Не путай! Этот индюк считает, что я заставил народ слепо повиноваться себе, мы же прекрасно знаем, что народ сам решил, что царь-батюшка на своем месте и потому не хрен голову ломать. Ну на кой черт влезать в управление санями, если кучер вполне приемлемо справляется с сим делом, а долгий опыт совместного путешествия доказывает, что ежели кучер вдруг попросит наклониться к левому боку саней или привстать, то это всегда на общую пользу. Тем более что у седоков и своих дел немерено.