– Ученых бы сюда, – кивнула Забияка. – Но, говорят, они от своей лаборатории далеко отойти не имеют возможности.
– Неплохо бы встретиться с ними и все рассказать, – поделился Плюх своим желанием. – А заодно у них разузнать о Зоне побольше. И… расспросить про их мир тоже неплохо бы.
– А еще неплохо бы нам все-таки пойти, а не на месте стоять, – сказала девушка. – Говорить ведь и на ходу не возбраняется.
До «моста» Плюх с Илоной дошли быстро. Это и в самом деле было что-то вроде эстакады для пешеходов, имеющей одну лестницу сразу рядом с вокзалом, а другую – на противоположной стороне улицы Лазарева. Впрочем, пользоваться ею сейчас не имело смысла – автомобилей не было и в помине.
В этом месте и впрямь был перекресток – влево уходила короткая улочка. Вряд ли она могла называться улицей Победы, это, скорее, был всего лишь переулок. Его прошли быстро, прибавив шагу, словно предчувствуя скорую удачу. И предчувствие не обмануло – на новом перекрестке, на первом справа пятиэтажном панельном доме красовалась табличка: «ул. Победы, 113».
– Ура, – негромко, видимо, чтобы не спугнуть удачу, выдохнула Забияка.
– Да, быстро справились, – заулыбался Плюх.
– Ну, это мы еще самую малую и самую легкую часть нашего плана выполнили, – умерила его радость девушка. – Теперь нам нужно понять, в какую сторону идти, чтобы попасть к той самой столовой с обманчивым названием, которую еще и обнаружить требуется.
– А почему с обманчивым? – не понял разведчик.
– Потому что минуткой у нас тут вряд ли обойдется, как бы и часок-другой не потратить. Какие у тебя соображения имеются?
– Соображение одно: надо идти и вертеть головой во все стороны, чтобы эту «Минутку» не пропустить… Хотя что я опять говорю!.. Мы ее при всем желании не пропустим, там ведь поселок заканчивается. В смысле, там проходит «линия отреза».
– Да, но в какую именно сторону идти, мы все равно не знаем.
– Ну, раз уж повернули направо, так и пойдем дальше. Если дойдем до конца и окажется, что мы выбрали неверное направление, тогда вообще останется единственный вариант – можно будет сразу по пути за Шершнем завернуть.
Теперь Плюх и Забияка шли очень быстро, цель была ясна и понятна. Но по сторонам они, понятное дело, смотрели. И чем дальше, тем больше убеждались: что-то тут не так. Ни одного человека, никакой живности, включая птиц! Косморазведчик даже подумал, уж не создана ли тут всего лишь копия настоящего поселка, эдакий макет в натуральную величину? Но тогда появлялись новые, совсем уж безответные вопросы: кто именно такую копию создал и для чего?.. Все-таки предположить, что это реальное Лазаревское, испытавшее последствия неудачного эксперимента ученых, было куда реалистичнее, несмотря на всю фантастичность этих самых последствий в принципе. Вот только куда все же делись все жители?
Разведчик и сталкерша обратили внимание на то, что некоторые жилые здания и хозяйственные постройки были частично разрушены, причем разрушения эти были вызваны не действием времени (Плюх выяснил у Шершня, а Илона теперь это подтвердила, что Зона образовалась три года назад), а носили явно «насильственный» характер. Что же тогда получалось: люди в поселке изначально присутствовали, но потом кто-то их уничтожил?.. Или… что-то? Но где тогда останки? Или это «кто-то-что-то» пожирало людей целиком?.. Плюх невольно поежился.
И тут вдруг Забияка предложила новую версию, совершенно неожиданную для косморазведчика – представителя объединенного человечества Земли XXII века:
– Война.
– Что?..
– Война, – повторила девушка. – Такое ощущение, что здесь шли бои.
– Но… кто тут мог воевать?.. Как вообще сюда кто-то мог проникнуть?
– Мы же проникли.
– Мы проникли случайно. Специально сюда лезть вообще желающих мало.
– Согласна. Но что мешает предположить… – тут Забияка нахмурилась и затрясла головой, будто отгоняя посетившую ее неприятную мысль.
– Продолжай, – попросил Плюх.
– Что если война случилась здесь раньше? – тихо проговорила девушка. – Еще до того, как поселок попал в Зону.
Разведчик от неожиданности остановился.
– Ёшки-блошки! Да ты что? Война в двадцать первом веке?! И где – здесь?..
– Почему нет? Чем двадцать первый лучше двадцатого, девятнадцатого и прочих? Люди-то везде одинаковые, а их пороки неподвластны времени. Или ты опять намереваешься утверждать, что «в вашем мире» люди другие, и войн в нем никогда не существовало? Я скорее поверю, что «в вашем мире» люди давно перебили друг друга, а их место заняли механические куклы.
– Я же не кукла… – пробормотал Плюх. – А войны… Да, у нас были войны. Но после Второй мировой в середине двадцатого века больше ничего глобального не случалось, а в начале двадцать второго границы между государствами вообще стали чистой условностью.
– А я про глобальность и не говорю. Глобальная война двадцать первого века тут бы вообще камня на камне не оставила. Разрушения как раз схожи с теми, что случаются при локальных конфликтах. Тогда, кстати, объяснимо как отсутствие здесь людей, так и транспорта – жители попросту эвакуировались в более безопасные места.
Как бы ни был косморазведчик внутренне против этой теории, он не мог не признать ее состоятельности – ведь она объясняла многое, если не все. Хотя…
– Постой! – радостно выкрикнул Плюх. – А излучение?
– Чему ты радуешься? – исподлобья глянула на разведчика девушка. – Психотропное оружие – самое страшное. Обычное калечит тела, а это – души.
– И у вас такое есть?!..
– В двенадцатом году, насколько мне известно, не было. Но, опять же, насколько мне известно, такие разработки велись. И у нас, и в других странах. Так что сейчас… Кто знает.
Плюх шел дальше молча. Он переваривал услышанное. Разум негодовал от одного только слова «война» – это понятие для людей его поколения практически стало анахронизмом. Причем таким, о котором вспоминать без необходимости – если ты не историк, например, – стыдно и почти неприлично. Но разведчика также коробило от того, что он услышал от Илоны про людей. «Люди везде одинаковые, а их пороки неподвластны времени». А ведь почти то же самое говорил и Шершень. Как там?.. «Да никогда люди в мире и согласии не жили и жить не будут! Потому что люди – скоты, и вся людская натура – как есть скотская». Илона, конечно, поделикатнее выразилась, но суть-то сказанного, в принципе, одна, несмотря на то что Забияка и Шершень – представители разных миров, отличающихся государственным строем и, соответственно, идеологией. Неужели они в чем-то правы? Но тогда почему в его, Егора Плужникова, мире все по-другому? Только лишь потому, что его мир на полтора столетия старше? Но ведь если верить сталкерам обоего пола, со временем люди не меняются. Значит, они все-таки ошибаются? Или все дело в том окружении, в котором рос и воспитывался человек? То есть где-то глубоко внутри и в нем, Плюхе, живут те же самые пороки – алчность, жажда власти, эгоизм, желание унизить, а то и уничтожить ближнего?.. Да нет же, нет! Даже помыслить о таком – и то гадко.