И тут… Разведчик не поверил своим ушам…
– Блямс-блямс-блямс! – восторженно зазвенело в динамиках шлема.
Плюх резко обернулся. От дверей кинотеатра к нему со всех ног летел его верный желто-зеленый друг.
При иных обстоятельствах разведчик непременно ринулся бы к Блямсу навстречу, но сейчас не было времени ни для удивления, ни для проявлений сентиментальности. Друг был жив – и это главное. Зато Илоне угрожала смертельная, безо всяких сомнений, опасность. И косморазведчик, нацелив бластер на черное облако, выпалил несущемуся к нему Блямсу:
– Блямсик! Сбей ее с ног! И сам улепетывай в сторону!
– Блямс! – выкрикнул друг, с ходу меняя траекторию.
Он с разбегу врезался в облако, а уже через мгновение заскакал, как кенгуру, в сторону. Плюх увидел высунувшийся из-под облака, лежащий на земле темно-коричневый сапог Илоны и, не раздумывая, выпустил заряд максимальной мощности в вертящуюся черную мишень.
Черное облако разорвало в клочья, будто в бочку с тушью бросили гранату. Но уже через пару мгновений черные лохмотья зависли в воздухе, принимая каплевидные очертания, а затем полетели к единому центру. Вскоре в воздухе снова висело прежнее черное облако. Разведчик вновь навел на него бластер, но загадочный враг решил отступить. Облако подлетело к стене кинотеатра и мгновенно «всосалось» вовнутрь.
Плюх со всех ног бросился к Илоне.
– Как ты?.. – опустился он перед девушкой на колени.
Ты открыла глаза и пристально, не мигая, посмотрела в глаза косморазведчику.
– Мне было так страшно, Егор, – почти беззвучно пошевелила она губами. – Мне еще никогда в жизни не было так страшно.
– Ты можешь подняться? – подал Плюх руку Илоне.
– Могу, – воспользовалась та предложенной помощью и, тоже встав на колени, принялась озираться вокруг: – Где?.. Где оно?
– Оно убралось восвояси. Испугалось моего водяного пистолетика, – улыбнулся косморазведчик.
– Ой! А это кто?! – резво вскочила вдруг на ноги сталкерша. – Егор, не трать заряд, сейчас я его из автомата…
– Стоп-стоп-стоп! – растопырив руки, встал между Забиякой и Блямсом Плюх. – Не надо ни в кого стрелять. Этой мой друг Блямс, я тебе о нем рассказывал.
– С Машечки?.. – округлила глаза девушка.
– Именно так. Но сейчас он выбежал оттуда, – показал разведчик на кинотеатр. – Только давайте я познакомлю вас позже? Сейчас нам нужно убираться отсюда, и чем скорее, тем лучше. Сразу по двум причинам.
– Первая – гадская клякса? – как утверждение прозвучал вопрос Забияки.
– Да, – кивнул Плюх. – А вторая – нам нужно следовать за «безголовым».
– Зачем?..
– Он идет к выходу. Не спрашивай почему, но я в этом уверен.
Шершень слукавил, голова у него не кружилась – так, ломило немного затылок и шумело в ушах, но он бы вытерпел, и не такое бывало. А не пошел он с Плюхом и Забиякой, потому что – себе-то, так-на, можно и признаться – попросту испугался. Чего именно – и сам толком не понял. Ну, о том, что Лазаревка вообще такое место, откуда не возвращаются (а если и возвращаются, то так, что уж лучше бы сгинуть), – это разговор особый, можно начинать бояться сразу, как здесь очутился. Тем более теперь вроде понятно, почему в этом проклятом поселке с ума сходят – от излучения, а ему вон кастрюлю нахлобучили, защищает вроде. То, что живыми без голов остаются – это страшно, да. И непонятно. А от того еще больше страшно. Но это, опять же, страх объяснимый, а потому нормальный. Такого только дураки не боятся. Без изысков.
Он же, Шершень, почувствовал внутри что-то противное и липкое, когда разведчик вспомнил о своем Блямсе, что тот, дескать, отсюда выбрался. Повелся, идиот малахольный, на развод, сработала их затея. А что от этого толку? Она, затея эта, должна была от похода в Лазаревку защитить, а где они очутились?.. И «кузнечик» этот долбаный здесь, хотя и вряд ли еще живой, конечно. Только найдет вот его Плюх, хоть живого, хоть мертвого, и что будет думать? Что его накололи, обвели вокруг пальца, так-на. А с хрена ли, скажет, меня накалывать? Кому это выгодно? Уж не тому ли, кому в Лазаревское больше всего идти не хотелось, не Шершню ли?.. И вот тогда-то, особенно если «кузнечик» окажется мертвым, от косморазведчика можно ожидать чего угодно. Пусть убивать он и не любит, но этого здесь делать и не обязательно – достаточно у обидчика кастрюлю с репы снять. Девчонка тоже вряд ли заступится, что ей какой-то немытый сталкер!
Говоря откровенно, это уже Шершень себя вольно или невольно накручивал. В глубине души он понимал, и его чуйка была с этим согласна, что вряд ли Плюх поступит с ним по-свински, даже если и будет в чем-то подозревать. И все равно на душе было тревожно и гадко. А уж когда разведчик сказал, что они пойдут искать «Минутку», – стало еще гаже. Потому что он-то, Шершень, знал, что никакого выхода возле той столовой нет. Вернее, точно он этого, конечно, не знал и знать не мог, зато ему точно было известно, что выход этот, как и бегство через него Блямса из Лазаревского, – всего лишь блеф, выдумка. Так что даже если «кузнечика» или его труп Плюх и не найдет, то «Минутку» рано или поздно отыщет. А там – пшик!.. И, опять же, поймет, что его накололи. А дальше – кому это выгодно и тэдэ и тэпэ…
И наконец сталкер понял, чего он на самом деле боялся. Не смерти от бластера – чушь! – не остаться без кастрюли на башке – хрень полная! Он боялся увидеть, как у людей умирает надежда. В этом было стыдно признаться самому себе, но дело было именно в этом. Вот потому он и остался, так-на. Просто решил оттянуть неизбежное.
Сам же он прекрасно знал, что всем им скоро наступит кирдык, и ему очень хотелось, чтобы злосчастную столовку Плюх с Забиякой поскорее нашли и попробовали выбраться. При таком раскладе, пока они будут топать сюда, первый, самый острый приступ отчаянья в них уже схлынет, и ему уже не так тошно будет смотреть на их кислые рожи. Ну а что делать дальше – барахтаться, как та лягушка, пытаясь взбить сливки, или, сложив лапки, сразу пойти ко дну, как ее подруга, – пусть решают сами. Он ни помогать, ни перечить не станет. Он лучше тут вот, на лавочке, полежит. У него головка бо-бо. И пошло все на хрен!
Вероятно, он задремал и не услышал ни скрипа железной двери, ни шагов Плюха по дворику. Поэтому, когда дверь кухни распахнулась и ворвавшийся внутрь косморазведчик выкрикнул: «Идем! Скорее!», Шершень испуганно дернулся, едва не уронив с головы кастрюлю.
– Чего орешь? – неспешно поднявшись, проворчал сталкер. – Пожар, что ли, так-на?
– Какой пожар? У нас теперь есть проводник! Побежали скорей, а то не догоним!
– Проводник?.. – зевнул Шершень, вновь опускаясь на лавку. – Это зашибись. Идите теперь машиниста поищите. Ну и поезд заодно.
– Да что ты несешь такое?! – ухватив сталкера за руку, потащил его на себя Плюх. – Я тебе говорю: у нас есть проводник к выходу из этой хрени! Он сейчас как раз туда топает. Побежали!