– Покажешь, успеешь… – Мирослава, прежде чем удалиться в свою комнату, еще раз с ног до головы оглядела новую постоялицу, словно пытаясь вычислить ее точный рост. – Значит, вы все-таки к нам… Конечно, договорились на месяц… Но я почему-то думала, что вы не придете.
– Я готова заплатить за месяц вперед, – Александра раскрыла было сумку, но была остановлена решительным жестом Мирославы:
– Да успеете, успеете. И так чужой долг мне заплатили. Никто же вас не просил. Я знаете, о чем все думаю… Вот посмотрела, как вы вчера шкаф разглядывали, ее вещи, туфли те… И у самой такие же мысли, какие, наверное, у вас: должна была она давно вернуться, хоть бы за вещами. Не заявить ли в милицию? Как считаете? Все-таки я ее последняя видела… Так получается?
– Нет, вы были не последняя! – Александра решила успокоить эту женщину, видя ее искреннее волнение. – Вчера я ездила на ее родину, в Лунинец. Там она, правда, не появлялась давно. Но мне сказали, что у нее был когда-то парень из Дятловичей, они считались женихом и невестой. Я съездила заодно и в Дятловичи. И выяснилось, что Наталья была там в самом конце марта, после того как уволилась из музея и съехала от вас. Она провела там еще весь следующий день и уехала ночным поездом в Питер. Так что – не переживайте зря!
– Вот как… – после долгой паузы проговорила Мирослава, обращаясь больше к себе самой. – Значит, все же поехала к нему…
– Получается – так!
Александра не собиралась прибавлять к сказанному ничего, потому что все остальные подробности носили самый угрожающий характер. Она считала, что для хозяйки, с ее слабым здоровьем, знание той зловещей истории, которая произошла в Питере, будет опасно. Мирослава молча, склонив голову, словно обдумывая услышанное, переступила порог своей комнаты. Дверь за ней закрылась.
Анеля бесшумно перевела дух и поманила за собой художницу. Проведя ее в самый конец коридора, она отперла ее комнату, показала убогую умывальню напротив и пообещала в самом скором времени нагреть полный бак воды.
– А то мы с мамой уже умылись на ночь, и там на донышке осталось. – Девушка возилась вокруг допотопного сооружения, поворачивая вентиль, щелкая пожелтевшими, заедавшими переключателями. – Он старый, этот бак, но еще греет… Скоро барак снесут, нам должны дать двухкомнатную квартиру. Мама рассчитывала, что дадут больше, она же расселила наш коридор, постепенно, квартиру свою за это отдала… Но столько метров не дадут ни за что. Не везет нам! А то бы мы свой мини-отель открыли… Тут многие так делают, если квартира позволяет, – туристы ездят ведь!
– То есть весь второй этаж принадлежит сейчас вам? Вы в старые времена считались бы домовладелицами? – шутливо спросила Александра.
Это замечание, по всей видимости, польстило девушке. Анеля улыбнулась, ее широко расставленные глаза заискрились.
– Ну, какие мы домовладельцы… Мы ведь небогатые!
Войдя в комнату Александры, девушка слегка приоткрыла форточку, высоко прорезанную в старой, разбухшей от сырости раме. В комнату просочился свежий, послегрозовой запах мокрой земли и листвы, вытесняя застоявшийся затхлый душок.
– Вы без вещей! – скорее констатировала факт, чем спросила, Анеля.
– Верно, вещи я перевезу завтра. Их немного, правда… – Александра открыла зеркальную дверцу шкафа и убедилась, что полки опустели.
– Мама вчера велела мне собрать все вещи Наташи и спрятала у себя, раз вы уговорились здесь жить, – пояснила Анеля. – Видите, на самом деле, она вас тоже ждала! Вы ей понравились. А скажите, вы правда думаете, что Наташа выйдет за него замуж? Там, в Питере?
– За того человека? – рассеянно ответила Александра, не сводившая взгляда с пустых полок. – Кто знает… Я-то ведь не знакома ни с ним, ни с ней…
Художница закрыла шкаф и вопросительно посмотрела на девушку.
– Ты ведь наблюдала за ними пять дней, в марте? – спросила она, почувствовав, что Анеле очень хочется обсудить что-то, связанное с исчезнувшей постоялицей. – Как по-твоему, у них было все всерьез? Или это она так думала, а он?..
Анеля тряхнула черной челкой, на которой лаково отражался свет единственной, но сильной лампочки, вкрученной в дешевенький абажур под потолком. Ее глаза затуманились.
– Он был странный, – сказала после долгой паузы девушка. – И мне совсем не нравился. Маме тоже…
– Но твоя мама сказала, что они были бы хорошей парой? – напомнила Александра.
– Да ведь Наташа тоже была странная, – усмехнулась девушка. – Мама почему-то считала, что она очень умная, порядочная и не пойми еще какая. А мне вот кажется, она была просто очень хитрая и все время прислушивалась, приглядывалась… Неприятная она была. И он такой же!
– Ну что тут скажешь… – развела руками Александра. – Значит, подобное притянулось к подобному. Вот жалко, питерского адреса его у вас не осталось. Я бы нашла Наташу в два счета!
– Мама как раз хотела взять у него паспорт на прописку, так ему и сказала, чтобы не рассчитывал тут прожить не зарегистрированным, – сообщила Анеля. – Мы сами не против, пусть бы жил, но соседи могут донести. Нам завидуют, что мы комнаты сдаем. Вечно то из налоговой придут, то из милиции. Если бы все, что про нас тут болтают, было правдой, мы бы стали миллионерами!
– Так он паспорта не дал? – художница с трудом остановила этот поток жалоб.
Анеля покачала головой:
– Нет, назавтра же уехал. Насовсем. Наташа так переживала… Ходила вся зареванная, злая… Мне ее жалко было, конечно, но она сама виновата! Нельзя вешаться на шею мужчинам. Она думала, раз он из столичного города, то из другого теста сделан, не такой, как наши парни. Дура…
Последние слова девушка проговорила тоном и даже голосом своей матери, многозначительно сузив глаза, вдруг приобретшие презрительное выражение. Александра присела на край диванчика, потрогала лежавшую в изголовье подушку, прикрытую стопкой постельного белья. Анеля, поняв ее движение, направилась к двери:
– Отдыхайте, а когда вода нагреется, я к вам в дверь постучу. Да, вы же еще нашу кухню не видели! Может, хотите чаю? Я вам дам всю посуду…
– Ничего не нужно, спасибо… – ответила Александра. – Я прилягу, может, засну. Устала.
Когда за девушкой закрылась дверь, Александра, сбросив мокасины, улеглась на диванчик. Он был таким узким и жестким, что ей невольно вспомнилась студенческая юность в Питере, Академия художеств, прошлое, ничто в котором, кажется, не предвещало нынешнего дня. «Дороги, которые мы выбираем…» – устало думала она, закрыв глаза, слушая, как за открытой форточкой шумит на ночном влажном ветру листва огромного дуба. Казалось, в палисаднике лепечет, шепчется на незнакомом языке сотня крошечных невидимых существ. «Стоя в начале пути, никогда не можешь предугадать, куда тебя заведет эта дорога. Все шло к тому, чтобы я сделалась художником, но я им не стала. Реставрирую бездушно, ради куска хлеба. Заниматься антиквариатом мне нравилось только вначале, меня учили этому делу удивительные люди, что-то они видели во мне, верили в меня… И почти все уже мертвы. Больше не у кого спросить совета, а как он нужен сейчас!»