Ей хотелось домой. Хотелось оказаться в окружении своих вещей, своих друзей. Готовить свою персональную выставку. И чтобы был покой.
Как погано она себя чувствовала!
Она повернулась – и увидела Берта Финни с закрытыми глазами.
Он спал.
«Спит, черт его побери! Все мы пытаемся как-то совладать с этой трагедией, а он тут дремлет!» Она открыла было рот, чтобы пригласить Питера на террасу. Ей хотелось подышать свежим воздухом, может быть, немного прогуляться в тумане. Что угодно, лишь бы покинуть эту удушливую атмосферу.
Но Питер опять ушел. В свой собственный мир. Он был целиком сосредоточен на движении карандаша. Искусство позволяло ему сохранять нормальное психическое состояние. Искусство было единственным местом, где не происходило ничего, если только он сам этого не хотел. Линии появлялись и исчезали по его собственной воле.
Когда спасательная лодка становится тюрьмой? Когда лекарство начинает работать против тебя? Неужели ее любимый, нежный, ранимый муж зашел слишком далеко?
Как это называется? Клара попыталась вспомнить разговоры с ее подругой Мирной в Трех Соснах. Мирна, по образованию психотерапевт, говорила о таких вещах. О людях, склонных к иллюзиям, замкнутости.
К безумию.
Нет, Клара прогнала это обидное слово. Питер был ранимый, обидчивый, блестящий художник, который нашел механизм психологической защиты, позволявший не только сохранять здравомыслие, но и зарабатывать на жизнь. Он был одним из наиболее уважаемых художников Канады. Его уважали все, кроме членов собственной семьи.
Миссис Морроу купалась в деньгах, но она не купила ни одной картины собственного сына, даже когда они с Кларой чуть ли не голодали. Она предлагала им деньги, но Питер обошел эту волчью яму.
Клара увидела, как Мариана Морроу подходит к пианино. Томас уже оставил инструмент и погрузился в чтение газеты. Мариана села, поправила шаль на плечах, подняла руки над клавишами.
«Отлично, – подумала Клара в ожидании лязга и стука. – Что угодно, лишь бы нарушить эту тишину». Руки Марианы замерли в воздухе, чуть подрагивая, словно она играла на неком воздушном пианино. «Бога ради! – мысленно прокричала Клара. – Хоть что-то они умеют делать по-настоящему?»
Она огляделась и увидела чадо Марианы, пребывающее в одиночестве.
– Что ты читаешь? – спросила она, подойдя к серьезному ребенку, сидевшему у окна.
Дитя показало Кларе книгу. «Мифы, которые должен знать каждый ребенок».
– Замечательно. Книга из библиотеки?
– Нет, мне ее дала мама. Это была ее книга. Вот, видите?
На первой странице Клара увидела надпись: «Мариане в день рождения от мамы и папы».
Клара почувствовала, как слезы снова начали жечь ей глаза. Ребенок уставился на нее.
– Извини, – сказала Клара, промокая глаза. – Глупо с моей стороны.
Клара знала, почему она плачет. Не о Джулии, не о миссис Морроу. Она плакала обо всех Морроу, но главным образом о родителях, которые делали подарки и писали «от». О родителях, которые никогда не теряли детей, потому что детей-то у них и не было.
– У вас все в порядке? – услышала Клара детский голос.
«Странно, – подумала она, – ведь это я подошла к ребенку, чтобы его утешить, а оказалось, что утешение требуется мне».
– Все это очень грустно, – сказала Клара. – Я жалею твою тетушку. А ты? У тебя все в порядке?
Дитя открыло рот, и в ту же секунду зазвучала музыка. По крайней мере, на одно мгновение у Клары возникло такое впечатление.
Она повернулась к пианино. Мариана опустила руки на клавиши, и ее пальцы производили нечто невероятное. Они находили ноты. В нужном порядке. Музыка была удивительная. Мелодичная, страстная и естественная.
Это было прекрасно, но в то же время и типично. Клара могла бы и раньше догадаться. Бесталанный брат был блестящим художником. Непонятно какая сестра была пианисткой-виртуозом. А Томас? Она всегда считала, что он именно то, чем кажется. Успешный менеджер из Торонто. Но его семья жила обманом. Кем он был на самом деле?
Клара оглянулась и увидела старшего инспектора Гамаша – тот стоял в дверях и смотрел на Мариану.
Музыка прекратилась.
– Я хочу попросить всех вас оставаться в «Усадьбе» по меньшей мере еще один день. Может быть, дольше.
– Нет проблем, – откликнулся Томас.
– Спасибо, – сказал старший инспектор. – Мы сейчас собираем вещественные доказательства и улики, и сегодня чуть позже один из моих помощников побеседует с вами. А пока – гуляйте, отдыхайте. Я бы хотел поговорить с вами, Питер. Не прогуляетесь со мной?
Питер поднялся.
– Мы бы хотели быть первыми, – сказала Сандра, беспокойно переводя взгляд с Питера на Гамаша и снова на Питера.
– Почему?
Она удивилась:
– Разве для этого нужны причины?
– Пожалуй. Если у вас есть какие-то неотложные проблемы, то я попрошу инспектора побеседовать с вами в первую очередь. Так есть какие-то проблемы?
Сандра, которую всю жизнь терзали всевозможные неотложные проблемы, не издала ни звука.
– Мы не хотим говорить с инспектором, – сказал Томас. – Мы хотим говорить с вами.
– Хотя мне это и льстит, но, боюсь, вами займется инспектор Бовуар. Если вы не предпочтете агента Лакост.
– Тогда почему с ним вы собираетесь говорить лично? – Томас мотнул головой в сторону Питера.
– Здесь у нас не соревнование.
Томас Морроу уставился на Гамаша испепеляющим взглядом. Взглядом, отработанным и усовершенствованным на секретаршах, которые променяли самоуважение на зарплату, и на стажерах, слишком молодых и не знающих разницы между грубияном и боссом.
Открыв сетчатую дверь, Гамаш оглянулся на Морроу, которые смотрели на него, словно с tableau vivant. [51] Гамаш знал, что настанет время – и с этой картины сойдет убийца. И Гамаш будет его ждать.
* * *
Агент Изабель Лакост собрала полицейских из местного отделения и раздала им поручения. Одна команда будет обыскивать служебные помещения и хозяйственные постройки, другая будет обыскивать «Усадьбу», а ее команда – комнаты гостей.
Она предупредила всех, что они должны проявлять осторожность. Они ищут улики, но еще и убийцу. Не исключено, что тот прячется где-то поблизости. Это маловероятно, но возможно. Агент Лакост была женщиной осторожной по своей природе и опыту. И, проводя обыск, она всегда исходила из того, что чудовище прячется под кроватью или в стенном шкафу.
* * *
– Мариана Морроу?