«Скорее уноси отсюда ноги! – раздавался визг в его голове. – Скорее!»
Внизу стояли люди, они кричали и махали, и он поднял глаза.
Посмотрел на ребенка.
И ребенок тоже увидел глаза, полные ужаса. Они смотрели друг на друга, потом Гамаш медленно, помогая себе дрожащими руками, поднялся на ноги. Он сделал осторожный шаг по верху крутой крыши, ставя ноги на жалкий фут по обе стороны от конька. Голова у него кружилась, он сутулился, чтобы при падении успеть ухватиться. Потом перевел взгляд с ребенка на убийцу.
– Уйдите отсюда, месье Гамаш. Уйдите, или я сброшу ребенка вниз.
– Вы этого не сделаете.
– Хотите рискнуть? Я уже убивал Мне нечего терять. Зачем вы заблокировали дороги? Я мог бы уехать. К тому времени, когда вы нашли бы ребенка, я был бы уже на полпути к…
Голос смолк.
– На полпути куда? – спросил Гамаш, перекрикивая порыв ветра. – Бежать вам некуда, верно? Не делайте этого. Все кончено. Отдайте мне ребенка.
Он протянул слегка дрожащие руки. Но убийца не шелохнулся.
– Я никому не хочу вреда. Я приехал сюда, чтобы все забыть, оставить позади. Я думал, мне это удалось. Но когда я увидел ее снова…
– Я понимаю, правда понимаю. – Гамаш пытался говорить успокаивающим, убедительным тоном. Стараясь, чтобы голос не дрожал. – Вы не станете ничего делать с ребенком. Я вас знаю. Я знаю…
– Ничего вы не знаете.
Убийца ничуть не был испуган, напротив, он казался почти спокойным. Впавший в панику, загнанный в угол убийца может натворить ужасные вещи. Но спокойный убийца еще хуже.
– Бин, – твердо произнес Гамаш, – Бин, посмотри на меня.
Он перехватил испуганный взгляд ребенка, но сразу же понял, что Бин практически ничего не видит.
– Что вы делаете? Не сметь! Вниз! – Убийца вдруг заволновался, глядя куда-то за спину Гамаша.
Старший инспектор осторожно повернулся и увидел, как на крышу вылезает Бовуар. Его колотящееся сердце чуть успокоилось. Теперь он был не один.
– Скажите ему, пусть не суется сюда!
Бовуар увидел жуткую сцену. Убийца стоял, как громоотвод в грозу, держа перепуганного насмерть ребенка. Но больше всего напугал его Гамаш, смотревший на него скорбными глазами. Испуганный, обреченный. «Гражданин Кале».
Гамаш поднял руку и подал Бовуару знак спуститься.
– Нет, пожалуйста, – прохрипел Бовуар. – Позвольте и мне.
– Не на этот раз, Жан Ги, – сказал Гамаш.
– Уходите. Или я сброшу ребенка.
Они увидели, что Бин висит в воздухе, почти не удерживаемый убийцей. Даже сквозь ленту на рту ребенка Гамаш слышал визг.
Бросив последний взгляд на крышу, Бовуар исчез, и Гамаш снова остался один с болтающимся в воздухе ребенком, убийцей, ветром и дождем, который их всех испытывал на прочность.
Бин трепыхался в руках убийцы, пытался вырваться, издавая высокие сдавленные крики, приглушенные наклеенной на рот лентой.
– Бин, посмотри на меня. – Гамаш уставился на ребенка, заставляя себя забыть о том, что находится на большой высоте, пытаясь обмануть свой предательский мозг, заставить его поверить, что он стоит на твердой земле. – Посмотри на меня.
– Что вы делаете? – повторил убийца, подозрительно глядя на Гамаша и крепко прижимая к себе изворачивающегося ребенка.
– Я хочу успокоить ребенка. Иначе вы оба можете потерять равновесие.
– Это не имеет значения.
Убийца поднял ребенка еще выше. Гамаш понял, что негодяй сделает это – сбросит ребенка вниз.
– Бога ради! – взмолился Гамаш. – Не делайте этого.
Но никакие доводы разума на убийцу уже не действовали. Потому что разум не имел никакого отношения к тому, что происходило. Убийца слышал теперь только очень старый вой.
– Бин, посмотри на меня, – попросил Гамаш. – Помнишь Пегаса?
Ребенок немного успокоился и посмотрел на Гамаша более осмысленным взглядом, хотя продолжал визжать.
– Ты помнишь скачки на Пегасе по небу? Именно это ты теперь и делаешь. Ты на его спине. Чувствуешь его крылья, слышишь, как он машет ими?
Воющий ветер превратился в распахнутые крылья Пегаса, вот он мощно взмахнул ими – и Бин уже в небе, далеко от этого ужаса. А Гамаш смотрит, как Бин вырывается из мрачных уз земли и расслабляется в руках убийцы.
Большая книга выскользнула из маленьких мокрых пальцев, ударилась о крышу и заскользила вниз, а потом слетела с кромки, раскрылась, ее страницы зашелестели, словно крылья, и она устремилась вниз.
Гамаш повернул голову и увидел внизу бешеную активность: люди махали руками, показывали. Но кто-то вытянул руки, чтобы поймать кого-то, падающего с небес.
Финни.
Гамаш глубоко вздохнул и на секунду кинул взгляд вдаль – мимо ребенка, мимо убийцы, мимо дымовых труб. На вершины деревьев, на озеро, на горы.
Вот милый край, страна родная!
И он почувствовал, что немного расслабился. Потом посмотрел еще дальше. По другую сторону гор, туда, где Три Сосны. Туда, где Рейн-Мари.
«Вот я здесь – ты видишь меня?»
Он распрямился и почувствовал, как твердая рука уперлась ему в спину, поддерживая его.
– А теперь еще выше, Бин. Я видел, ты можешь поднимать Пегаса еще выше.
Снизу люди видели три фигуры: старшего инспектора, который стоял выпрямившись под хлещущим дождем, и две другие, соединенные в одно, словно из груди убийцы выросли маленькие руки и ноги.
Рядом с Финни на землю упала книга, приплюснув распахнутые страницы. И за рыдающими звуками ветра они услышали песню, исполняемую низким баритоном.
«Пусть будет кобыла, пусть будет кобыла», – пел голос на мелодию битловской песни.
– Боже мой, – прошептала Лакост и тоже подняла руки.
Рядом с ней стояла, глядя вверх, онемевшая, одуревшая и ничего не понимающая Мариана. Все остальное могло падать, она видела это целыми днями, каждый день. Все, но не Бин. Она шагнула вперед и подняла руки. Она не видела, как Сандра, стоящая рядом с ней, тоже подняла руки к ребенку. К драгоценности, застрявшей на крыше.
Все увидели, как Бин вытягивает перед собой руки, освободившиеся от книги, и хватает поводья, устремив глаза на этого крупного человека.
– Выше, Бин! – скомандовал Гамаш.
«Скачет, парит, закладывает виражи», – произнес голос в его голове, и правая рука Гамаша чуть приоткрылась, чтобы ухватиться за более крупную, более сильную.
Ребенок рванулся изо всех сил, пришпорив Пегаса.
Потрясенный Пьер Патенод отпустил жертву, и та полетела вниз.
Арман Гамаш нырнул вниз. Он прыгнул, вкладывая в прыжок все свои силы и как будто повис в воздухе, словно предполагая перелететь на другую сторону. Он напрягся, протянул руку и коснулся лика Господня.