Лазио провел рукой по своим рыжим волосам. Он был из тех людей, которые выглядят так, словно их щупали чьи-то пальцы, хотя на самом деле никто не трогал. Может быть, дело в веснушках на светлой коже или в непокорной шевелюре. Директор сцены был одет в рубашку со строгим круглым воротничком и галстуком, узел которого был ослаблен. Без пиджака, в расстегнутом жилете.
— Конечно, через служебный, который выходит на улицу возле калитки сада. Оттуда достаточно подняться по лестнице, и окажешься рядом с гримерными. Лестница узкая, почти незаметная для глаз, о ней нужно знать, но это прямой путь. Ею пользуются те, кто выходит на сцену, если кому-то надо на минуту выйти из театра во время представления.
— А дверь кто-нибудь охраняет?
— Во время представления — нет. Мы гасим свет в крытом проходе, чтобы весь обслуживающий персонал сосредоточил внимание на главном входе, и закрываем ворота. Но рядом с ними есть дверь.
Ричарди задумался.
— Кто из персонала имеет доступ в гримерные во время представления, кроме тех, кто выходит на сцену?
— Обычно никто. Кроме, разумеется, медицинского персонала, в случае необходимости, и работниц швейной мастерской, которые приносят сценические костюмы заключительных поправок. Но, уверяю вас, эта ходьба туда-сюда сведена к минимуму, она создает шум и беспорядок и отвлекает актеров. К тому же чем больше суеты, тем больше ошибок во время выхода. А нет ничего хуже, поверьте мне, чем если кто-то выходит на сцену раньше или позже своего времени.
— Понимаю. А где находится швейная мастерская?
— На четвертом этаже, комиссар, — вмешался в разговор управляющий. — У нас есть грузовые лифты, которые позволяют быстро доставлять костюмы в гримерные. В некоторых операх в антракте надо сменить десятки костюмов. Помню, однажды было обнаружено одно обстоятельство…
— Могу себе представить, — прервал его Ричарди. — Но в данный момент я бы хотел взглянуть на швейную мастерскую. Она сейчас работает?
— Разумеется. Она работает всегда, — сказал управляющий.
На его лице вновь появилось выражение обиды, словно от пощечины, но теперь он стал осторожнее, чем накануне вечером.
— Персонал мастерской будет рад помочь вам, — заверил он.В швейную мастерскую надо было подниматься на четвертый этаж по узкой лестнице или в грузовом лифте. Ричарди захотел проверить оба пути и поднялся в пыхтящей кабине, которую тянули вверх скрипучие тросы, а спустился по крутой лестнице. С ее площадки он полюбовался живописным видом сверху сцены и оркестровой ямы. Зрительный зал был загорожен тяжелым занавесом. В конце длинного коридора дверь, за ней — совершенно другой мир.
Это могла бы быть фабрика, где делают сны. Здесь лежали шелковые и парчовые ткани, затканные золотом и серебром. Они играли всеми цветами радуги: от красного к фиолетовому, от желтого к синему и зеленому. На просторных полках рядом помещались головные уборы разных эпох — цилиндры, шлемы римских воинов и викингов, сложные древнеегипетские украшения. Тюль, кисея, нежнейшие бальные туфельки и тяжелые солдатские башмаки. Среди всего этого кажущегося беспорядка умело двигались женщины, что-то кроили, шили, гладили. Их было много, все одетые так же, как синьора Лилла, в синие халаты, с тяжелыми ножницами на шее на шнуре, с волосами собранными в пучок и частично прикрытыми белым чепцом. За стенами мастерской завывал ветер. Солнечный свет, проникавший сквозь высокие окна, то светил ярко, то слабел, по небу одно за другим плыли облака и загораживали солнце.
На этом пиру красок Ричарди выглядел черным пятном: серое пальто, смуглая кожа. Он, не прерываясь ни на секунду, изучал взглядом большую комнату. Рядом с ним подпрыгивал управляющий.
Синьора Лилла торопливо шла к ним навстречу. Выглядела она недовольной, не желая допускать в свои владения посторонних. В таком воинственном настроении она казалась еще огромнее — настоящий мастодонт.
— Добрый день. Я вам нужна? Мы работаем, надо перешить все костюмы несчастного Вецци на того, кто будет петь вместо него.
Управляющий сделал шаг вперед:
— Добрый день, синьора. Прошу вас вместе с вашими сотрудницами находиться в полном распоряжении комиссара. Это важно для расследования.
Синьора Лилла пожала плечами.
— Только не забудьте об этом, когда окажется, что костюмы не готовы к вечернему представлению! — заявила она и обратилась к комиссару: — Что вы желаете знать?
Ричарди ответил ей сразу же, не поздоровавшись и не вынимая рук из карманов.
— Как вы делите работу между собой? Бывает ли, например, что кто-то из вас постоянно обслуживает кого-то из певцов?
— Нет. У каждой своя специальность. Кто-то обычно шьет, кто-то чаще всего кроит. Девушки умеют делать все, швейная мастерская — гордость театра. Но есть нечто, что каждая умеет делать лучше, чем остальные, и я использую ее именно на этой работе.
— Значит, у Вецци не было личной портнихи, которая бы его обслуживала?
— Упаси боже! Вецци доводил девушек до помешательства. Если бы его обслуживала одна портниха, я бы смогла сказать вам, кто его убил. Нет, что вы! Примерку делали Мария и Аддолората на днях. Я имею в виду, примеряли на него костюм паяца. Вся одежда Канио была готова еще в прошлый раз. Потом костюм доделала Лючия, она у нас лучшая по подгонке, и Маддалена, с которой вы уже знакомы, она спускалась вместе со мной его отдать. Она сделала последнюю примерку. Маддалена молодая, но становится очень хорошей мастерицей.
— Где эти девушки? Можно с ними увидеться?
— Да, но умоляю вас, не задерживайте их очень надолго. Они там, в глубине комнаты.
Ричарди подошел к большому столу, за которым сидели четыре молодые женщины. На столе лежал костюм паяца, и все четыре портнихи работали над ним, не поднимая глаз. В рабочей форме, с ножницами и иглами в руках они выглядели одинаково. Комиссар с трудом узнал девушку, которую видел накануне вечером. Тогда она почти качалась под тяжестью этого самого костюма.
— Добрый день. Как идет работа?
Портнихи неразборчиво пробормотали что-то одобрительное, но ответила комиссару синьора Лилла:
— Работенка нелегкая. Вецци был высокий и полный, даже с брюшком. Тот, кто будет петь вместо него, худой и маленького роста. Я даже не понимаю, где в нем только голос помещается. Нам приходится полностью перекраивать костюмы.
Ричарди снова повернулся к девушкам:
— Кто-нибудь из вас заметил что-либо необычное, странное в гримерной Вецци?
Одна из четырех, брюнетка с быстрыми глазами, подняла взгляд на комиссара и с легкой улыбкой ответила:
— Настроение Вецци, всегда мрачное, никогда не менялось, комиссар, как цвет этой черной пуговицы. Самое большее — он мог шлепнуть девушку по заду. Самое меньшее — смотрел будто сквозь нее.
— Мария! Когда ты здесь, помни, о ком говоришь! — прикрикнула синьора Лилла. Но, видно, начальницу мастерской позабавило замечание подчиненной. Ричарди понял, таким путем он ничего не добьется.