— Давно это было? — остро жалея ее, начал соображать Крис.
— Два года. Я ведь почему тебе расска-а-азываю… — сама только поняла почему и оживилась Катя. — Я ведь только-только стала избавляться от этого кошмара, когда ты лежишь, двинуться не можешь, а с тобой творят что хотят. У меня ведь за все это время никого толком не было. И вот когда наконец я… Когда мне… — Катя запнулась, лицо опустила, скрывая румянец, который Крис видеть не мог, но чувствовал. Потому что у самого, кажется, был такой же. — Понима-а-аешь, — подняла лицо Катя, — этот тип с бороденкой, он, пока меня… раздевал и привязывал, все так ухмылялся, подмигивал, точно сравнивал меня с какой-то картинкой. Отойдет в сторону, полюбуется, поправит что-нибудь и снова ржет. А потом встал передо мной, сбросил с себя все, наклонился и так тихо, на ломаном русском:
«Ну что, вспомонила, сцучка».
— Дальше, — закрыл глаза Крис.
— Дальше ты налетел. Вовремя.
Крис опустил голову. Катя тронула его за плечо.
— Думаешь, бред?
— Не верю я в такие бредовые совпадения, — покачал головой Крис. — Говоришь, высокий, галантный?
— Угу. С бородкой черной. На Мефистофеля опереточного похож.
— Может, и с тростью?
— Нет.
— А звали его…
— Аркадий.
— Без отчества.
— Спросила. Сказал, чтоб я его не обижала.
— Бизнес у него был. Что за бизнес?
— Игровой.
— Казино, что ли?
— Типа того. С судьбами, говорил, людскими играю.
Крис тихо ругнулся.
— И что ты об этом думаешь?
— Не знаю.
— Понимаешь, не верю я, что случайно оказалась здесь! — высказалась наконец Катя. — Мне кажется, тот, кто выхватил меня из толпы, он все знал про меня.
— Что знал?
— Все — где училась, кто моя мама и что у нее с отцом, и про этого извращенца Аркадия, и про то, что я долго не любила себя за мой рост.
— Кто же он?
— Ты о ком?
— Тот, кто все про нас знает.
— Про нас?
— Если предположить, что ты попала сюда неслучайно, то и все остальные… тоже.
— И что?
— Значит, должно быть что-то, что всех нас связывает. А такого нет. Вот разве…
— Что?
— Гена этот, Жариков.
— Терпеть его не могу.
— Мне он тоже не нравится. Он говорил, что у него были игровые павильоны.
— Да. На метро «Пионерская», — вспомнила Катя.
— А этот твой Аркадий тоже во что-то играл.
— Ну и что? Думаешь, они были знакомы?
— Не знаю. Попробую выяснить. Ты пока никому больше об этом не рассказывай, ладно?
Неправильно он спросил. Так, как будто она здесь кому-то кроме него могла бы рассказать про то жуткое и стыдное, что случилось с ней.
Спохватился поздно.
— Ты не понял… — с сожалением вздохнула она. — Ничего ты не понял!
— Да нет, — начал Крис. Потянулся к ней. Она вскочила.
— Ладно. Проводи меня. А вот этого не надо, — уклонилась от протянутой руки.
Зашагала решительно на оранжевый огонек костра, тут же споткнулась о камень, вскрикнула, падая, но Крис уже был рядом и подхватил. Она попыталась высвободиться. Он не отпускал. Вздохнула прерывисто, прижалась к нему на секунду, постояла, выскользнула, оказалась у него за спиной, подтолкнула вперед:
— Ладно, веди меня.
Так и шла за ним, держась за плечо, как за поводырем.
Очень хорошо было видно, как все они спят вповалку под скалой, нависшей над ними, — рядышком, прижавшись друг к другу.
Справа налево Дима Юнг, уткнувшись в спину соседа, ноги подтянув, неровно растянутой гармошкой — откинув руку в сторону свернувшейся клубочком Светки, Тартарен, похожий на завалившегося на бок тюленя, Тёма, сложивший руки на груди, и очень плотно прижавшиеся Катя и Крис. Эти, правда, вообще непонятно, как умудрились уснуть. Но если и не спали, то притворялись очень даже хорошо.
Жариков только с костром в кадр не влезли. Но человеку с прозрачными глазами в кресле с высокой спинкой, сидящему перед огромным плазменным экраном, он вроде и не нужен был. Ясно, что до утра ничего там у них больше не произойдет.
Вон ведь даже суетливые акулы в аквариумах, последний раз мелькнув перед стеклом, уплыли куда-то за зеленые перья искусственных водорослей и затаились там. И вся прочая выставленная напоказ подводная жизнь разбрелась по гротам, забилась под коряги, застыла, вытянув морды так, что теперь не отличишь узкую длинную ленту листа от креветки или морского конька.
Спит все, и ничего уже сегодня не может произойти. Хотя почему, собственно?
Человек с прозрачными глазами вызвал своего помощника в полусветском военном костюме. Стараясь скрыть следы внезапного короткого сна в приемной, он предупредительно вытянулся за креслом, услышал раздраженно-задумчивое: «Ну что там у них?»
— Сюда идут, — кашлянув, доложил.
— Знаю, — презрительно сморщившись, заметил тот, кто привык считать себя хозяином и не утруждался проявлениями заботы и интереса к окружающим. — Как скоро здесь будут?
— Ну, если им ничего не помешает, дня за три доберутся.
Человек в кресле вздохнул, как смирившийся с непреодолимым идиотизмом прислуги.
— Ваши предложения?
— Мы могли бы их убрать прямо сейчас, — отрапортовал странный дворецкий. — А вы могли бы посмотреть. Изображение будет очень четким.
— Я сам знаю, что изображение будет четким, — раздражаясь, проворчал хозяин. — Я достаточно заплатил, чтоб у меня все было четко и конкретно. И тебе достаточно плачу, чтобы ты понимал, что от тебя требуется.
— Подготовлен план.
— И где он?
— У вас в компьютере.
— Все то же — нападения, драки, надежды на то, что они попадают и разобьются? Мешок тараканов? Вы же видели — ничего из этого не работает.
— Но вы ведь сами запретили убивать, — напомнил в свое оправдание стоявший в тени за креслом.
— Идиот, — не удержался человек с прозрачными глазами. — Неужели так трудно запомнить? Повтори, чем ты тут занимаешься.
— Создаю условия, но оставляю шанс на выживание.
— Дальше.
— Все зависит от человека.
— Дальше.
— Но… от него ничего не зависит.
— Почему?
— Потому что он не делает никакого выбора. Ему только так кажется.