— Что-то ты хотел сказать насчет альпийского шнура, — вспомнил Крис.
— Чего это он вдруг лопнул? — подхватил Тартарен. — На рынке брал? Левый шнурок-то!
— Нет, дело не в этом. — Тёма достал из кармана два коротеньких обрывка. — Бывает, шнур перетрется о камень. Но здесь другое. Здесь разрыв на свободной веревке. Метров на пять выше, чем был привязан Крис.
— Где тонко, там и рвется, — брякнул Гена.
— Точно, — не понял юмора Тёма. — Вот смотрите — так выглядят волокна в месте обрыва. А так, — повернул он лохматый кончик, — там, где их подрезали.
— Как — подрезали?
— Кто подрезал? — спросили разом Тартарен и Катя.
— Тот, кто хотел, чтобы Крис сорвался со скалы.
— Почему именно Крис? — усмехнулся Гена. — Мы все на этой веревке висели. Каждый мог грохнуться.
— Нет, не каждый! — сообразила Катя. — Этой страховкой пользовался только Крис. Когда мне помогал.
— Угу. Помогал. Вот если бы ты не ломалась: «Ах, мне страшно, ах, я боюсь», — никто бы и не полетел вниз головой, — не унимался Жариков.
— Какая же ты все-таки сво-о-о… — протянула Катя.
— Погоди, — остановил ее Дима. — А ведь это Жариков в ночь накануне дежурил.
— Ага. И веревку пилил, чтобы вы сразу на меня подумали, — продемонстрировал в очередной раз волчью свою ухмылку Гена. — Между прочим, в ту ночь полно народу шаталось.
— Например? — поднялась Катя.
— Вот этот, — ткнул он в Юнга, — сначала орал во сне, потом бродил ночью. А капитан с Катькой полночи на берегу в обнимку просидели.
— Может, это я веревку перепилила? — спросила Катя.
— Да почем я знаю, — скривился Гена.
— Это сделали не ночью, — покачал головой Тёма. — Сумка была у меня под головой. А сплю я чутко.
— А что я говорил, — хлопнул себя по колену Гена.
— И вот еще что, — продолжал Тёма. — Мой дельтаплан.
— При чем тут Дак? — широко раскрыла глаза Катя.
— Кажется, я знаю, почему он стал разваливаться в воздухе.
— «Почему», «почему», — передразнил Гена. — Идиотская затея, вот почему. Только последний кретин строит дельтаплан из банановых листьев и думает, что на нем можно полететь и не разбиться.
— Не в листьях дело, — спокойно возразил Тёма. — Там наверху, когда я летел, я сначала услышал хлопки. А потом уже стали облетать листья. Я еще тогда подумал… А теперь точно знаю.
— Что за хлопки?
— Это лопался шпагат.
— Хочешь сказать, шпагат тоже кто-то… подрезал? — спросил Крис.
— Ну что ты гонишь, — накинулся на Тёму Жариков. — Скажи прямо — дерьмовый выбрал материал, вот и грохнулся.
Посидели, прикидывая, кто бы мог такими вещами заниматься.
— Чего вы на меня-то смотрите, — волосы у Гены на голове пошли волной, — меня вообще, когда вы собирали эту вашу птицу, там не было. Мы вон с толстым за жратвой ходили.
— Блин, тогда кто это у нас тут орудует, а? — не обращая внимания на «толстого», заорал Тартарен.
— Тот, кто тебе по карманам сухарей насовал, диким подсказал, когда напасть, шпагат и веревку подпилил, — перечислял Крис. — Кто-то хочет, чтобы мы перегрызлись и до этой их базы не добрались.
— Гудвин великий и ужасный, — вспомнила Света невпопад.
— Не смешно, — сказала Катя.
— Но не так глупо, — вступился Крис. — Скажите, у кого-нибудь возникало такое чувство, что… то, что тут с нами происходит, как-то связано с его прошлой московской жизнью…
— Как это? — не понял Тартарен.
— Что ты имеешь в виду? — насторожился Юнг.
— Ну как будто так уже было — в море тонуть, или в поток грязи угодить, или вот со змеями, помните?..
— Или вот еще, — помог Тартарен, — целое поле конопли, а ты по нему бродишь и нюхаешь…
— Или висишь над пропастью, веревка рвется — ты падаешь…
— Или… — вспомнил Юнг навязчивый кошмар про пантеру, но рассказывать не стал.
А Тёма подумал про сплавину, куда опасался провалиться под Таежинском, а провалился здесь, на острове.
Света, кажется, тоже о чем-то вспомнила. Юнг заметил, как затравленно она оглянулась на Жарикова.
Жариков вспоминать не собирался. Он спросил Криса:
— А чего это ты вдруг? В Москве с веревки уже срывался?
— Так… — Крис старался не смотреть на Катю. У него получалось. — Тебе, например, мужик такой высокий, с бородкой, на Мефистофеля похожий в игорном бизнесе не встречался?
— Мне нет. А тебе?
— Мне тоже.
— А чего спрашиваешь?
— Как, говоришь, на Мефистофеля похожий? Лет под пятьдесят, что ли? Такой худой и с тростью, — спросил Тартарен с видом человека, все время помнившего о том, что ему совсем не нужно, а вот когда понадобилось — оказалось, он давно забыл.
— Ты знал такого?
Катя с Крисом разом посмотрели друг на друга.
— Не знаю. Где-то я такого видел. Но вот где?
— Клиент, может быть, — подсказал Юнг.
— Может быть. Погодите… Нет, не помню.
И тут же толкнул тихонько Криса, показав глазами на Светку.
Она сидела, руки опустив, уставившись в пустоту и чуть приоткрыв рот, как будто перед ней сотворилось нечто жуткое прямо из дрожащего над озером солнечного воздуха, что-то такое, что она упорно пыталась забыть, и это почти удалось — и вот теперь ей напомнили.
— Эй, — позвал ее Юнг, — ты что?
— Да оставьте вы меня в покое! — вскочила Света и ушла в пещеру.
— Зря ты это, Крис, затеял, — отчаявшись припомнить, где видел этого Мефистофеля, сказал Тартарен.
— Ладно. Давайте-ка собираться. Через полчаса выходим.
— Как, сегодня? — удивился Жариков. — Куда спешить-то?
— Мы здесь не на отдыхе, — напомнил Крис. — Нам выбраться отсюда надо поскорее. И между прочим, за спиной у нас целая орава всякой черной шпаны.
Тартарену тоже не хотелось тащиться куда-то, когда тут так классно и в гроте он еще не нанырялся.
— Так они ж по скалам лазать не умеют. Как они сюда попадут?
— Так же как на остров этот попали, — сказал Крис. — По воздуху.
Тёма уже паковал сумку.
«Там же и те же. Пишет все тот же.
День экспедиции — седьмой, кажется, а число высчитывать лень.
По команде бродит призрак недоверия. Пока мы с ним боремся, но не думать о том, кому теперь можно доверять, а кому нет, трудно.