Под звуки подъезжающего к дому авто уже формируется комитет по торжественной встрече Роберта; женщины практически синхронно вышли на порог и встали, уперев руки в бока; для Тещи это естественный жест, исходная позиция для охвата явлений земной юдоли; стойка фертом для Тещи — способ выражения ее неприятия того, как идут дела (каждый день руки в боки она слушает, как его преосвященство на своей частоте говорит об участившихся святотатствах, о падении нравов, о процветающих в многострадальной отчизне полякофобии и жидомасонстве; Теща упирает руки в бока и кивает головой с самого утра до самого вечера, вот, дескать, времена настали, орел пястовский [15] теперь в терновом венце; Теща ждет инструкций, как ей поддержать борьбу за спасение унижаемой и разграбляемой страны, правда, до сих пор речь шла только о финансовой поддержке для его преосвященства, который от имени Тещи и всех друзей его радиостанции собирает средства на защиту креста от язычников), а дела идут так, что ее дочь — и этого, который не пойми как себя ведет, Жена — теряет сознание; он уже и на работу перестал ходить, пропадает целыми днями и даже не считает нужным проинформировать семью, куда он направляется и когда намерен вернуться, такое нарушение субординации вносит дисгармонию в семейные отношения; Теща, конечно, понимает, что у Роберта трудный период, с удовольствием поговорила бы с ним, но если Роберт намерен довести ее дочь до нервного срыва, то она чувствует себя обязанной вмешаться; хорошо, что Тесть ни о чем не знает, в последнее время у него своих забот по горло, и лучше его не раздражать; Теща сочиняет язвительную речь, у нее есть на это право, в конце концов, это ее дом, Роберт обязан подчиняться правилам семейной жизни, всенепременно, добавим, гармонической; сочиняет и тут же мысленно перечеркивает, потому что ей в голову приходит идея значительно более интересная. Роберт прощается с кем-то там в машине и уверенным шагом направляется к дому, с выражением лица, в котором нет и намека на чувство вины, ох, и как же он доволен собой, а Жена между тем едва дух переводит от нервного напряжения; Теща знает, как с него посбивать спесь, в свое время она была директрисой гимназии, годы практики превратили ее в мастера ставить всех на свои места, Роберта в этой ситуации нет смысла отчитывать, его следует унизить, так что от имени комитета по торжественной встрече она громко и четко, так чтобы этого сопляка принизить в присутствии тех, кто привез его, а стало быть, своего рода сообщников, кто-то ему даже рукой на прощание машет, через приспущенное стекло не разглядишь, но, похоже, женщина, тем более нужно поставить его на место (громко и четко):
— А-а-а, наконец-то наш бунтовщик вернулся!
Ничего, что не было обеда, зато будет прекрасный ужин; Господин Муж наверняка проголодался, но, демонстрируя твердость духа, закрылся у себя, перебрал хемингуэевскую библиотечку и решительно налил себе двенадцатилетнего виски. На такой аперитив надо приготовить какой-нибудь суперответ, у Розы нет времени на эксперименты, к счастью, под домом растет дурман, из которого она сделает ему салат. Роза уверена: это будет самый незабываемый ужин в жизни этого господина.
Господин Муж не может сосредоточиться на книге, лучше просмотреть старые балансы, список расходов, сделанных много лет назад. Это больше, чем рассматривание старых фотографий, это как чтение собственных дневников; все задокументировано из месяца в месяц, изо дня в день, все разнесено по категориям: материалы для работы, обеды в столовой, продукты для дома, услуги проституток (эти фигурировали под рубрикой «пирожное») и т. д., все точно, без пропусков, в столбиках, в табличках, в графиках, Господин Муж листает старые балансы и ностальгирует по жизни, которую можно просчитать, предусмотреть, проконтролировать; брак внес решительные изменения в характер графиков, дезорганизовал таблицы, разрушил столбцы, записи утратили былую симметричность и повторяемость; категория непредвиденных расходов, которая в холостой жизни Господина Мужа играла лишь вспомогательную роль, теперь стала одной из основных. Господин Муж сделал глоток шотландского виски и воскорбел душою о судьбе всех мужей этого мира, которым женщины бесповоротно разваливают балансы. (Где свитер? Старый добрый хемингуэевский свитер в этой ситуации незаменим, в старом свитере приятно погрузиться в кресло и в думу о мире без женщин.)
Но лучше будет отвар. Роза добавит его в вино, у листьев дурмана неприятный вкус, он мог бы и не съесть нужного количества. Зато мясо она приправит щепоткой белены.
Несмотря на закрытую дверь, Господин Муж чувствует доносящиеся из кухни запахи; голод сильнее гордости, он с удовольствием посмотрел бы, что она ему состряпала на сей раз, разговаривать при этом не обязательно.
Стол накрыт.
Господин Муж не может устоять.
Господин Муж так наворачивает, даже приятно посмотреть; Роза подливает ему вино, покусывая при этом багет, присматривается, следит, чтобы он не отравил собаку, — Господин Муж любит бросать ей, а вернее ему — кобель, как-никак, — куски со стола, после чего может с ним делать все что хочет, например вести долгие самцовые разговоры, поглаживать, почесывать растянувшегося на ковре пса; но сегодня любимца лучше держать подальше от стола, инстинкт мог бы ему не подсказать, что Хозяин ест что-то очень нехорошее, что лучше этого даже не нюхать, удивительно, что это ему так нравится, то ли из Розы такой умелый кулинар, то ли у Господина Мужа такие примитивные гастрономические притязания, что зерна дурмана в мясе он принимает за острую приправу, да и вкусовые рецепторы у него после виски притупились, и экстракт из белены в красном вине производит впечатление дубильного вещества, так что нечего нос воротить, надо пить и есть, коли жена кормит, настоящий мужчина должен любить острую еду; Роза сегодня и впрямь постаралась, сапожник Стелька [16] мог бы у нее поучиться изобретательности.
Не жаль ли ей его? Конечно жаль, ведь Роза хорошо знает, сколько ему придется натерпеться, чтобы перестать врать; сыворотка правды для патологического лжеца — высшая мера наказания, но что же ей оставалось делать, если Господин Муж всегда отпирается; Роза чувствует себя обмазанной его враньем, просто ей захотелось наконец отмыться.
Начинается.
У Господина Мужа уже появился первый тик, он даже не замечает его, чистит тарелку кусочком хлеба, должно быть не на шутку проголодался, даже не подумал поделиться с собакой. Под глазом у него начинается пульсация; Господин Муж делает жест, будто хочет отогнать муху с лица, рука тоже судорожно подрагивает.
— Что-нибудь холодненькое попить дашь?
Ах, он ведь собирался не разговаривать с ней, но что-то очень уж зажгло в желудке после этого блюда, аж в нос шибануло и дыхание какое-то прерывистое стало, страшно сухо в носу, слизистая совсем высохла, что она ему такое подала, что происходит? Господин Муж начинает гоготать — ему вовсе не до смеха, но тем не менее он заходится в смехе и не может перестать, как будто само тело его смеется, да и тело как не его — что это оно такое вытворяет, руки двигаются сами как хотят, и смех этот — не смех, а какая-то кошмарная икота, которую невозможно прервать, постойте, как это говорят, чтобы прошла икота, надо кого-нибудь испугать, нет, не так.