Во дворе ослик с испещренной засохшими язвами спиной разгоняет хвостом мух. Через внутреннее окно спальни я вижу, что Синфа, Реза и моя мать стоят в лавке вместе с моим двоюродным братом Меиром из Тавиры.
— Бери! — восклицает он, бросаясь ко мне с распростертыми объятиями.
— Не сейчас! — говорю я, поднимая руку, чтобы остановить его. — Мама, где Диего и отец Карлос?
— Зачем тебе?
— Хватит вопросов! Где они?!
— Священник опять отправился в церковь Святого Доминика. Диего в подвале. Он спустился, чтобы произнести вечерние молитвы. Что ты…
Синфа перебивает ее:
— Нет, Диего поднялся, пока мы были здесь. Несколько минут назад. Ты не видела, мама.
— Вперед! — показывает Фарид.
— Постой, мне кажется, я знаю, зачем он ходил в подвал. И то, что мы там обнаружим, поможет нам пройти последние врата.
Я снимаю с крюка одну из масляных ламп, подвешенных к поперечной балке над столом. Отбросив в сторону персидский ковер, Фарид открывает дверь люка. Я достаю кинжал и начинаю спускаться вниз. Но ушедшая темнота открывает нам лишь пустоту. Геница заперта.
«Опрятность — священная обязанность», — думаю я. Об этом мне напомнил сам убийца. Фарид отпирает тайник ключом из пузыря угря. Я подношу к яме лампу. Все манускрипты дяди исчезли! Даже мешочек с монетами.
Мы выбегаем во двор и мчимся на улицу Святого Петра. Пальцы Фарида выстукивают на моей ключице слова.
— Ты знаешь, откуда он отправится в путь? — жестами спрашивает он.
Я мотаю головой:
— Но мне кажется, я знаю, куда он направился. Он не станет пытаться выбраться из Португалии с книгами на иврите. Если его схватят — pinga. Он должен…
— Берекия!
Антониу Эскаравелью, нищий новый христианин, сидящий на своем обычном месте, выкрикивает мое имя.
— Ты не видел, чтобы кто-нибудь выходил из моего дома — из ворот со двора? — кричу я.
Он кивает и указывает в сторону собора:
— Совсем недавно прошел в ту сторону.
Фарид хватает меня за руку, показывая:
— Так куда он пошел?
— Продавать их. С тем, что он украл, и с кольцом, которое я ему отдал, он сможет получить все, что пожелает. Он мог бы даже купить сочинения Платона, которые так хотел.
Ставни в лавке сеньоры Тамары обрамляет мягкий свет свечей.
— Будь благословен Тот, Кто открывает Врата Отмщения, — шепчу я, пока дверная ручка поворачивается у меня в руке.
Фарид тяжело дышит рядом со мной. Я осторожно открываю деревянную дверь. Мы заходим в лавку.
Диего.
Удивление отражается на его лице лишь на секунду. Он стоит возле стола в задней комнате, напряженный, непроницаемое молчание совы скрывает его мысли. Книги, украденные из геницы, валяются у его ног. Сеньора Тамара сидит на стуле, сложив руки на коленях. Она что-то говорит, но я не слышу ее. У нее за спиной стоит жилистый раб-африканец с крупными мрачными чертами лица и ввалившимися щеками человека, страдающего от голода. Его потный лоб морщится в недоумении и страхе.
Я оставляю эту сцену в своей памяти Торы.
Мы с Диего продолжаем смотреть друг на друга сквозь ритуальное пространство опаляющей жары и чистоты. Сеньора Тамара поднимается. Ее губы шевелятся. Тени на белом халате Диего вздрагивают и смещаются, когда он выпрямляется. Мои ноги напрягаются, словно готовясь к битве. Кровь бьется под кожей, вызывая исступление сродни сексуальному влечению. Разглядывая его бороду, я представляю шрам на мраморно-белой коже подбородка, красный, исполосованный вертикальными стежками, второй рот предателя и убийцы.
— Белый Маймон с Двумя Пастями, — шепчу я.
Он достает нож из складок плаща — длинный, с квадратным кончиком: клинок шохета. Раб вынимает из сумки стилет. В другой руке он сжимает трость с набалдашником в форме змеиной головы.
Впервые голос сеньоры Тамары прорывается сквозь завесу моей беспокойной ярости:
— Берекия, что случилось?
Она делает шаг мне навстречу.
— Уходите! — велю я ей, не отрывая пылающего гневом взгляда от Диего.
Она подходит к Фариду, отчаянным жестом прижимая ладони к его груди.
— Что не так, мой мальчик? Скажи мне!
— Он убил дядю, — говорю я.
— Диего?! — Она резко оборачивается к нему. — Это правда?!
Он умиротворяюще протягивает ей раскрытую ладонь.
— Конечно же, я этого не делал, — отвечает он.
Я тянусь к сеньоре Тамаре и толкаю ее в сторону двери.
— Идите! — кричу я.
Она не двигается с места. Все еще не сводя взгляда с Диего, я пинком открываю дверь. Она сопротивляется, гладит меня по подбородку.
— Но милый мой мальчик, Диего сказал, ты дал ему разрешение на продажу книг… что твоя мать слишком боялась хранить в своем доме книги на иврите.
— Ради Бога, уходите! — говорю я.
— Но что ты собираешься делать?! — требует она ответа.
Я показываю Фариду:
— Останься здесь.
Схватив упирающуюся и кричащую сеньору Тамару под руки, я выставляю ее за дверь.
Оказавшись на улице, она кричит на меня, умоляя объяснить ей хоть что-то. Но мое внимание привлекает великан в плаще, стоящий на другой стороне улицы в тени залитого лунным светом навеса из мешковины: на голове у него широкополая ярко-фиолетовая шляпа.
— Благослови Господь царицу Эсфирь, — шепотом говорю я себе.
Мы с великаном обмениваемся торопливыми репликами. Он принимает мое предложение, благодарит на ломаном кастильском.
Я бегом возвращаюсь в лавку и запираю за собой дверь. Диего отвешивает мне приветственный поклон со словами:
— Вот ты где, Берекия! Я как раз говорил Фариду, как я был удивлен и счастлив, узнав, что дона Менезеш оставила вас обоих в живых. Но я не уверен, что он понимает хоть что-то из того, о чем я говорю.
— Фарид понимал больше твоего с самого рождения, — замечаю я.
В его глазах загораются веселые искорки.
— Ты всегда такой снисходительный. Но подумай, разве мог кто-то предполагать, что она проявит сейчас милосердие. Должно быть, еврейская кровь взяла верх.
— Зачем ты убил дядю? — спрашиваю я.
— Зачем? Хочешь сказать, ты сам до этого не догадался? Похоже, все остальное тебе прекрасно известно. Ты слишком умен, как говорит дорогой Карлос. Севилья… Подумай о Севилье.
— А что с ней?
Дверная ручка начинает дергаться. Сеньора Тамара стучит в дверь и зовет меня.