— Все, русский, ты — труп!
— Где-то я уже это слышал, — мрачно отозвался Данилов. — На вашем месте я бы был осторожнее в прогнозах, мсье.
Мсье решительно толкнул дверцу машины и шагнул наружу. Вид у него при этом был довольно зловещий, но после первого же шага он вдруг покачнулся, побледнел и рухнул на песок.
«Господи, не дай ему умереть! — взмолился про себя Данилов, но при этом поспешил заняться тем, чем решил заняться уже давно, а именно, досмотром личных вещей бандита. — Прояви милосердие! Потому что у меня на это нет ни времени, ни, честно говоря, желания!»
Наверное, благодаря его молитве француз продолжал еще дышать. Правда, сознание он потерял окончательно, но это было на руку Данилову. Он обыскал своего пленника, вывернул все карманы, ощупал подкладку пиджака и переворошил бумажник.
Будь Данилов карманником, добыча его порадовала бы — при себе француз имел десять тысяч франков и четыре кредитные карты, золотые наручные часы, сотовый телефон, коробочку каких-то мятных пастилок и две упаковки презервативов.
Улов был неплохой, но он мало что давал Данилову. Конечно, память телефона была полна номеров и фамилий, но что они могли ему сказать? Он был разочарован, но упорно продолжал копаться в чужих вещах, надеясь на какое-нибудь маленькое чудо. И оно случилось.
В маленьком кармашке бумажника оказалась сложенная вчетверо фотография, вырезанная из какой-то французской газеты. На фотографии была запечатлена российская делегация, прибывшая на авиасалон в Ле Бурже. Изображение было довольно четкое, и Данилов сразу кое-кого узнал. Например, Молчанова и Боровичкова. Последний, как всегда, улыбался, а выражение лица Молчанова, как всегда, было натянутым и высокомерным. И еще его лицо на фотографии кто-то обвел зеленым фломастером. Лицо Боровичкова было не тронуто, зато зеленым кружком было обведено лицо еще одного человека, стоявшего с краю и как бы затерявшегося в толпе. Этот человек был Данилову не знаком вовсе. Что могли означать эти зеленые кружки? Чем они привлекли внимание бандитов? Это как-то связано с возней вокруг Данилова и Ликостратова? Или дело совсем в другом? Ответ на эти вопросы мог дать только хозяин бумажника, который, согласно удостоверению личности, значился, как Ксавье Леотар. Из других бумажек, присутствовавших в карманах Леотара, можно было сделать вывод, что он является предпринимателем, связанным со строительным бизнесом. Правда, не слишком понятно, зачем предприниматель таскает с собой тяжелый армейский пистолет, но, видимо, Леотар не предполагал, что его частная жизнь может стать достоянием посторонних, или, наоборот, был готов встречать любые превратности судьбы во всеоружии.
Данилов пребывал в глубоком раздумье, пытаясь выбрать наиболее оптимальное продолжение своих действий. Ничего хорошего в голову не приходило. Все идеи вызывали у него отвращение и какую-то странную слабость в конечностях. Но что-то решать все равно необходимо, и он собрался попросту вернуться в свой отель и там обсудить все с Ликостратовым. Но тут наконец позвонил Андрей.
Тон приятеля сразу не понравился Данилову, однако Андрей ничего не стал объяснять по телефону и только назначил место встречи.
— Подъезжай к станции метро на площади Бастилии, — сухо сказал он. — Встретимся на пятой линии. И поспеши.
Данилов спрятал в карман фотографию из газеты, понадежнее пристроил за поясом пистолет и, сжав зубы, сел за руль, заставив себя больше не думать о судьбе господина Леотара.
Оставив «Рено» в переулке неподалеку от площади Бастилии, он нашел метро и спустился под землю, где на перроне его уже ждал Андрей.
— Все плохо, — коротко сообщил он. — Гробовщика мы нашли, но мертвого. Мы сами едва успели унести ноги. А тут еще позвонил Жан и объявил, что вынужден срочно уехать в неизвестном направлении. Просил забыть его имя. Он сказал, что ты жив, но вряд ли это надолго. У тебя тоже все плохо?
— Честно говоря, я в тупике, — пожав плечами, признался Данилов. — Надеялся, что вы что-то подскажете…
— На нас больше не надейся, — жестко проговорил Андрей. — Сезар уже отбыл на свою ферму. Сказал, что у него есть обязанности перед своими близкими, и он не может забыть о них ради чокнутого русского…
— Ты тоже так считаешь?
— Мы все чокнутые, — ответил Андрей. — Но дело не в этом. Игра пошла всерьез. Ясно, что заработать нам не удастся. В живых останемся, и то уже хорошо. Этот псих Костелло, похоже, начинает избавляться ото всех, кто прокололся на первом этапе. Тебя он тоже не пощадит. Думаю, самое разумное сейчас — затаиться. Бросай все, и поедем ко мне. Пересидишь какое-то время, а там видно будет. Иначе за твою жизнь я не дам и сантима.
— Хорошо, — хмуро кивнул Данилов, — но только если мы прихватим Ликостратова. Он тоже прокололся на первом этапе.
— Можно и так сказать, — не стал возражать Андрей. — Но в гостиницу к тебе мы заезжать не будем. Потом что-нибудь придумаем. И вообще, учти, Алексей, с этой минуты ты все забыл — Сезара, Жана, меня, вообще все! Полиция не должна связывать наши имена с тем, что произошло, понятно? Всем, кто согласился тебе помочь, теперь грозят серьезные неприятности. Надеюсь, ты это осознаешь и сделаешь верные выводы. Ну, это если хочешь и дальше считать меня своим другом…
Данилов в душе согласился с доводами Андрея. Действительно, все зашло так далеко, что каждое лишнее слово могло повлечь за собой катастрофу. Все эти люди, которые тратили на него свое время, силы, рисковали жизнью, теперь могли без всяких шуток лишиться жизни или как минимум свободы. Их решение выйти из игры, скорее всего, верное. Разумеется, он должен держать рот на замке. Полицию вмешивать нельзя, но в таком случае он связывает себя по рукам и ногам, и его проблема становится еще более неразрешимой. Странно он расплачивается за свою старую любовь. Или это Юлия пытается сбыть его, как разменную монету, в уплату за свое душевное спокойствие на берегу синего океана под крышей роскошного бунгало? Наверное, ей и в самом деле сейчас легко — и волки сыты, и овцы пока целы. Пока.
— Ты прав, и я тебе благодарен за все, — искренне произнес Алексей. — Но теперь и в самом деле нам пора разойтись, пока не случилось еще чего-нибудь. Каждый пойдет своей дорогой.
— Это разумно, — ответил Андрей. — Но помни, если будет совсем худо — моя дверь для тебя открыта.
— Хорошо, и высади меня поближе к гостинице. Лучше, если нас не будут больше видеть вместе.
Данилов не успел прийти в себя, как в номер к нему ввалился Ликостратов, в наглаженных светлых брюках, в чистой сорочке, благоухающий одеколоном и коньяком, но при этом какой-то помятый и даже слегка измученный. Данилов и сам чувствовал себя неважно, но разительную перемену в коллеге заметил сразу.
Сказать по этому поводу он, однако, ничего не успел, потому что Ликостратов с ходу грохнул на стол початую бутылку коньяка, которую притащил с собой, и потребовал стаканы.
— Если бы ты знал, Леша, что со мной было! — трагически воскликнул он, закатывая глаза. — Если бы ты знал!