Анриетта подхватила Ирис и, прижав ее рукой, мощным брассом поплыла к берегу.
Жозефина смотрела, как они удаляются в сторону берега. И это было душераздирающим доказательством того, что она даже не стоит того, чтобы ее спасали. Она билась с волнами, глотала литрами соленую воду, но в конце концов доплыла до берега, вся исцарапанная песком и мелкими камушками, окровавленная, облепленная водорослями. Она кашляла и выхаркивала соленую воду из легких, грязная и уродливая, уродливая и грязная.
Но зато живая.
Она с тех пор прошла не маленький путь.
Несмотря на бурные волны или благодаря им.
Научилась на них кататься.
Надо бы еще сбросить наконец с себя этот песок и эти водоросли, которые грязнят ее, душат.
Грязная и уродливая, уродливая и грязная.
Последний раз она видела свою мать на похоронах Ирис*. [26] Несколько дней спустя она позвонила ей – искала свои детские фотографии с сестрой, хотела вставить в рамку и повесить у себя.
– И она мне ответила: «Жозефина, не звони мне больше. У меня больше нет дочери. Была одна, и ту я потеряла».
Она обернулась к Филиппу и сказала:
– Ну вот. Теперь ты все знаешь.
– А почему ты никогда мне ничего не рассказывала?
– Ну, может быть, поскольку считала, что у нее были свои основания хотеть спасти Ирис, а не меня. Когда я пришла в себя, была уже на руках у папы, он уносил меня подальше от матери. Он обернулся и обозвал ее преступницей. Потому что и правда поверил, что я могу умереть. Да я и сама в это верила…
– Зато теперь ты вполне жива, и у тебя есть все основания гордиться собой.
– Ты думаешь? – едва слышно спросила она.
– Я не думаю, я уверен.
* * *
Она хотела еще раз прокрутить в голове эту ночь.
Она осмелилась рассказать. Рассказать все мужчине, своему мужчине.
Мужчине, которому она смогла довериться, который ее выслушал… Который сейчас ждал ее в вестибюле «Палаццо Равицца».
Она вытерла слезы и улыбнулась.
Взяла рюкзак. Надела пальто. Сунула руки в карманы – отважный маленький солдатик, отправляющийся на войну.
Пальцы ощупали подкладку кармана, она почему-то была порвана. Жозефина удивилась. Она просунула руку вглубь и извлекла оттуда бумажку, свернутую в трубочку.
Это была записка от Зоэ: «Постарайся получить максимум от своего путешествия, мамусечка, раскрой глаза пошире и наполни их красотой и любовью, я люблю тебя всем сердцем, сильно-сильно!»
Тогда, 22 апреля, Зоэ не вернулась домой.
Александр сидел запершись в своей комнате: до этого он битый час объяснял отцу, что ничего не знает. Зоэ не посвятила его в план бегства, ничего не говорила ни о самоубийстве, ни о незнакомцах из интернета. Он был бледен и немногословен, но не казался обеспокоенным.
Чудесное блюдо, приготовленное Анни, застыло в горшочке на плите. Она в конце концов убрала его в холодильник, оплакивая неясную будущность своего творения (не хотела себе признаться, что плачет от мысли, что может больше никогда не увидеть Зоэ).
Филипп держал Жозефину в объятиях: она не могла стоять и, как только он отпускал ее, тут же валилась на пол.
Она не плакала, слез больше не было. Она смотрела вниз, и взгляд у нее был как у затравленного зверька.
Он уложил ее в их большую двуспальную кровать. Лег рядом. Она стонала, повторяя: «Зоэ, деточка моя, где же ты?» Потом, обессиленная, уснула.
Филипп встал с постели и уселся за компьютер Зоэ.
Порылся в истории ее поисковых запросов в Интернете и напал на сайт, который она открывала несколько раз.
За последние три месяца.
Как только ей исполнилось шестнадцать лет.
Так он смог напасть на след беглянки.
Потому что речь шла именно о бегстве.
История запросов показала все детали плана, разработанного Зоэ. Стало ясно, что она искала. И что нашла – в конце концов она остановилась на сайте Гретна-Грин, деревеньке на границе Шотландии и Англии. Это место было известно своими молниеносными бракосочетаниями. Такой европейский Лас-Вегас. В Шотландии официальный возраст для вступления в брак – шестнадцать лет. Зоэ, вероятно, узнала об этом от подружки из лицея. С этого момента она терпеливо вынашивала свой план. Сэкономила денег, немного подзаняла. Купила два билета на поезд до Глазго и два билета оттуда до Гретна-Грин. Заполнила по интернету все бумаги. На сайте было написано, что брачующимся должно быть не менее шестнадцати лет, они не должны состоять в другом браке, быть в здравом уме и твердой памяти, не иметь никаких степеней родства с будущим супругом, быть с ним противоположного пола, иметь с собой свидетельство о рождении и, для иностранцев, получить сертификат с разрешением на бракосочетание, который можно получить в мэрии.
«Как она могла добиться этой бумаги? – думал Филипп. – Или взяла поддельную? Может быть, Гаэтан добыл два поддельных сертификата?»
После этого она встретилась с Гаэтаном в Лондоне, и вместе они отправились в Гретна-Грин.
На следующий день Жозефина и Филипп сели в поезд и поехали в Шотландию.
В Гретна-Грин они наняли автомобиль. Объездили все улочки этого крохотного городка, с 1754 года известного как место, где заключаются браки с тех пор, как в один прекрасный день кузнец в своей кузнице скрепил нерушимыми узами парочку шестнадцатилетних влюбленных. Эта деревушка стала Диснейлендом для женихов и невест со всего мира – со своими маленькими домиками, похожими на домик Белоснежки и семи гномов, лавками с сувенирами, нарядными лубочными афишами и квазиочаровательными изгородями. Декорация из папье-маше, чтобы привлечь туристов и вытянуть из них побольше денег.
Они искали повсюду, расспрашивали местных жителей, показывали фотографии Зоэ и Гаэтана, проверяли списки постояльцев в отелях.
Беглецы обогнали их всего на один день.
Жозефина и Филипп нашли их в бутике с сувенирами. Зоэ уронила кружку, которую держала в руке. Гаэтан покраснел и пробормотал: «Ч-ч-черт, тут твоя мама!»
Жозефина выратащила глаза, но Зоэ уже летела к ней. Казалось, что она уже устала от собственной дерзости, и приезд матери восприняла с некоторым даже облегчением.
Однако отказываться от своего плана она не хотела. «О мамочка, я люблю его, жить без него не могу, только выслушай меня… Я буду пытаться все это повторить, если ты разлучишь меня с ним».
Они зашли выпить чаю в таверну.
«Обязательно надо убедить детей вернуться, причем по собственной воле, без принуждения, – шепнул Филипп Жозефине, – а иначе мы будем бессильны. По шотландским законам, они взрослые и вольны делать все, что хотят. Я звонил в посольство, они мне сказали, что такие истории уже случались, что родители могут помешать бракосочетанию, но не имеют права силой увозить беглецов».