Результат принес только третий день. Моросил легкий дождь, и, когда его капли полностью покрывали стекло, мне приходилось включать дворники. Сделав это в очередной раз, я увидел, как на стоянку въехал внедорожник «вольво». Из него выбрался Бернштейн. Вид у него был далеко не цветущий. Обрюзг и еще больше располнел.
Я проводил его взглядом и завел мотор, собираясь уезжать. И в этот момент мой взгляд случайно упал на новенький «Порше-Кайен», который только что припарковался рядом со мной.
Из него вышел хорошо одетый молодой мужчина. Я подумал, что где-то его уже видел. Мужчина шел к офис у, а я смотрел ему вслед. И, лишь когда он скрылся в дверях, до меня, наконец, дошло, что видел я его в последний раз сегодня утром, в зеркале. Не то чтобы он являлся моей копией, нет. Но сходство было очень большое.
Я заглушил мотор и долго сидел, глядя в лобовое стекло, по которому били дождевые капли. Предположение, что меня засадили вместо кого-то, а диск якобы с секретной информацией, попавший на мой стол, был всего лишь пустышкой, вдруг начало обретать некоторую достоверность. Я задумчиво потер ладонью щеку. Если это так, то меня красиво провели. Специалисты, ничего не скажешь. Но кто же он, тот, из-за которого мне пришлось вычеркнуть часть своей жизни?
Я оторвался от размышлений, когда мир за стеклом, залитым дождем, принял вид цветных пятен, лишенных четких очертаний. Заведя мотор и включив дворники, я тронул машину. Пробки на дорогах только-только начали идти на убыль, и мне полтора часа пришлось пробиваться сквозь них. До самого дома из головы не шла мысль о том типе, которого я видел у офиса. У него даже прическа была похожа на мою.
Но, если его вытянули из такого дерьма, значит, он был кому-то очень нужен. Финансовый гений? Но это как-то не вязалось с тем букетом преступлений, которые он совершил. Мне еще не доводилось видеть отмороженных финансистов. Тогда кто он? Это надо выяснить в ближайшее время.
Когда я вошел в квартиру, с кухни ощутимо тянуло горелым. Потом предо мной предстал Холст. В фартуке и с ложкой в руке.
– Что там у тебя? – спросил я.
– Пытался соорудить обед по рецепту из журнала. Сгорело все!
– Скучно?
Холст ничего не ответил. Махнул ложкой и скрылся на кухне в белесом дыму. Что-то загремело.
– Послушай, – сказал я. – Сегодня возле офиса видел парня, очень похожего на меня.
Холст открыл на кухне окно и вынырнул из дымовой завесы обратно в прихожую:
– И что?
– Он вошел внутрь.
– Думаешь, это тот, из-за которого ты пострадал?
– Все может быть.
– Но, если так, он парень непростой, – произнес Холст.
– Очевидно. За кретина никто бы на такое не пошел.
– Что собираешься делать?
– Понаблюдать бы за ним. Только заходить в офис мне не с руки. Могут узнать.
– Может, я. Как там вход?
– Прилично оденешься, может, не остановят. Если что, сошлешься на Бернштейна.
Мы подъехали к офису в начале десятого и простояли почти час, прежде чем на стоянке появился «Порше-Кайен». Из него выбрался человек. Это был вчерашний тип, только сегодня его физиономия имела слегка помятый вид. Холст взглянул на меня. Я кивнул, и он вышел из машины.
Обратно Холст вернулся на удивление быстро. Прошло минут пять, не больше.
– Поехали, – сказал он, садясь в машину.
– Что, не вышло? – спросил я, заводя мотор.
– Борецкий Роман Михайлович. Сто двадцатый кабинет, – произнес Холст.
Я остановил тронувшуюся было машину и взглянул на Холста:
– Ты не ошибся?
– Нет. Мне на ресепшене сказали.
Под именем Борецкого Романа Михайловича меня судили во Франции за изнасилование и убийство. А тем временем в моем кабинете обосновался подонок и мокрушник. Он стриг купоны с дела, которое организовали мы с Железо и которое впоследствии мне пришлось буквально вырывать из лап бандитов. А я за его преступления гнил во французской тюрьме. Я осторожно выдохнул из груди воздух. Он показался мне струйкой расплавленного свинца: то, что сейчас поднималось во мне, имело адскую температуру, и это уже невозможно было назвать злостью. Допустим, я случайно узнал некую секретную информацию – не повезло. Допустим, у них не было другого выхода, как убить меня либо посадить в тюрьму. И они, и я, по-своему, попытались выйти из этой ситуации. И где-то их можно понять. Такова эта действительность. И то, что про меня потом забыли, – даже с этим можно смириться. Где крупная игра, там человеческая жизнь ничего не стоит. Не таких рысей убирали. И это я тоже принимал. Но, когда с тобой обходятся как с мелкой разменной монетой и просто походя вырывают из жизни, словно морковку из грядки, – проглотить подобное было трудно. Я поймал себя на том, что смотрю на здание офиса и выискиваю место, куда можно с наибольшим эффектом заложить взрывчатку.
– В чем дело? – покосился на меня Холст.
– Роман Михайлович Борецкий долго не протянет, – сказал я и переставил ногу с тормоза на газ.
– Может, объяснишь почему?
– Это тот самый тип, за грехи которого я сидел.
– Может, просто совпадение? – засомневался Холст.
– Вероятность этого равна одному проценту! – сказал я. – И то лишь в случае, если бы он, зайдя в офис, занял место охранника, а не поднялся бы в кулуары. В мой бывший кабинет.
Ехали молча. Каждый ушел в свои мысли.
На другой день я пошел в тир, а из тира навестил Луиса, который за эти годы совсем не изменился. Доминиканец узнал меня, но не удивился, словно я только вчера вышел из его зала.
– Ставки прежние? – спросил я.
– Тысяча триста, – сказал Луис.
Я молча протянул ему деньги и вошел в раздевалку.
Вечером, вернувшись домой, я сказал Холсту:
– Пора становиться мужчиной.
А на другой день потащил его в тир и потом снова к Доминиканцу. Я еще не знал, что буду делать, но стрелять и тренироваться мы стали каждый день.
Неделю спустя мне позвонил Виктор и сказал, что из Франции вернулся нанятый нами детектив. Мы договорились, что будем ждать его в кафе на Калининском.
По проспекту хлестал холодный дождь. Человек, что зашел в кафе, был без зонтика, высок, сед и поджар. Стряхнув рукой с волос капли дождя, он обвел глазами зал и направился в нашу сторону.
– Здравствуйте! – приблизившись, поздоровался он. – Маховецкий.
– Андрей! – привстал Холст.
– Отто! – произнес я и кивнул на стул. – Присаживайтесь, пожалуйста.
Детектив сел, обвел нас карими молодыми глазами, совсем не вязавшимися с сединой, и спросил у Холста:
– Вы доверяете своему адвокату?