“Закончится ли ненависть, когда они будут мертвы? – думала она. – Стану ли я свободной?”
Мадлен с самого начала знала, что эти вопросы не важны. Она была вольна выбирать, и ее выбор станет простым путем, с которого все начнется.
Во многих примитивных культурах месть – это долг, главное право, и ее цель – дать оскорбленному возможность снова стать уважаемым человеком. Сам акт мести маркирует окончание конфликта, и для примитивного человека право на месть очевидно, действие становится решением конфликта, и никому ничего не надо анализировать.
Она помнила, что учила в раннем детстве. Тогда она была еще неиспорченной и могла усваивать настоящие знания.
Она учила, что люди живут свою жизнь в двух разных мирах. Один – прозаическая жизнь, а другой – жизнь поэтическая, но лишь избранные способны перемещаться между этими мирами и проживать их как отдельно друг от друга, так и синхронно, в симбиозе.
Один мир – рентгеновское изображение, прозаический мир, а другой – обнаженное, живущее, поэтичное человеческое тело. Тот мир, в который она решила сейчас войти.
Дорога круто ушла вниз, и после поворота Мадлен закрыла глаза и отпустила руль.
Несколько мгновений, вместивших возможность полета прямо к низкому, плохо укрепленному ограждению и дальше, в глубокое ущелье, обернулись освобождающим наложением.
Жизнь и смерть одновременно.
Открыв глаза, Мадлен обнаружила, что все еще едет посреди дороги на безопасном расстоянии от обрыва, за второй полосой. Еще несколько метров в запасе.
Сердце сильно билось, она дрожала всем телом. Счастье – вот что она чувствовала. Ликование от того, что она не боится смерти, – и одновременно легкость.
Она знала, что, когда сердце перестает биться, человек не умирает. Когда мозг больше не связан с сердцем, возникает новое состояние, из которого уходит временной аспект. Время и пространство перестают что-либо значить, и сознание продолжает существовать в вечности.
Гнозис. Правда, идущая от примитивного человека.
Вопрос в том, как человек смотрит на собственное существование, как он смотрит на смерть. Если человек знает, что смерть – это не более чем еще одно состояние сознания, то перед лицом смерти он не испытывает смятения. Тебе суждено не прекратить существование – тебе суждено лишь перейти в новое состояние, вне времени и пространства.
Мадлен приблизилась к очередному повороту. На этот раз она сбросила скорость, но перестроилась во встречный ряд, прежде чем обогнуть скалу. Теперь она зажмурилась, оказавшись после поворота на прямом отрезке дороги. Встречных машин не было.
И смерти сейчас не было. Но жизнь и смерть – это краткий миг слияния.
То же внезапное счастье. Она почувствовала, что в глазах стоят слезы.
Они лежали в теплой постели. София не знала, сколько часов прошло с тех пор, как они влезли под одеяло.
– Ты изумительная, – сказала Жанетт.
Вот уж нет, подумала София. Процесс очищения отнимал у нее много сил, а ее заключение, что воспоминания больше не несут с собой потрясений, оказалось преждевременным. Все ее знания о себе встали на дыбы. Если большая часть воспоминаний сконструирована из рассказов других людей, то где остатки ее собственного прошлого?
Откуда берутся такие воспоминания?
Почему они оказались настолько яркими, что она со всей серьезностью уверилась, будто убила нескольких детей и к тому же Лассе? Что еще в ее воспоминаниях ложно и насколько она вообще может полагаться на саму себя?
Может, лучше вообще не вспоминать?
Как только она снова окажется одна, она обязательно поищет Ларса Магнуса Петтерссона, это необходимая мера. Если он умер, она это узнает. В случае Самуэля оставалось только ждать, когда воспоминания вернутся.
София чувствовала себя совершенно выжатой, тогда как Жанетт была бодра, невзирая на проведенные в постели часы, – только тело блестело от пота, а лицо слегка покраснело.
– О чем ты думаешь? Ты как будто немножко не здесь. – Жанетт погладила ее по щеке.
– Да ничего такого. Просто пытаюсь отдышаться. – Она улыбнулась.
Тело Жанетт – такое сильное, такое крепкое. Сама она хотела бы быть более округлой, более женственной, но знала, что никогда не станет такой. Сколько бы она ни ела.
– Вот что, – перебила Жанетт ход ее мысли. – Нам придется еще поговорить с Аннет Лундстрём. Ты не знаешь, у кого я могу узнать о ее состоянии и о том, можно ли ее допросить?
– Я дам тебе одно имя в Русенлунде. Врач из Катаринахюсет, который наверняка тебе поможет, прямо завтра, если хочешь.
– Ты лучше всех, ты это знаешь?
Я вовсе не самая лучшая, подумала София. Я забывчивая, я сбита с толку. В состоянии распада.
Кое-что надо было бы рассказать Жанетт, еще когда они говорили по телефону в день, когда она встретила Аннет Лундстрём.
Приемный ребенок.
– Когда я встретила Аннет, она не могла сказать ничего связного, и мне трудно было разобрать, что в ее речах фантазии, а что нет. Но кое о чем я думаю до сих пор. По-моему, тебе стоит спросить об этом, когда ты с ней встретишься.
– О чем? – Глаза Жанетт сузились.
– Она говорила о приемных детях. Вигго Дюрер помогал переправить в Швецию детей, которые за границей жили в трудных условиях. Эти дети жили на хуторе в Струэре или у него дома в Вуоллериме, а потом он подыскивал им новые семьи. Иногда дети оставались у него пару дней, а иногда – несколько месяцев.
– Вот ведь черт… – Жанетт пятерней провела по волосам, мокрым от пота, их общего пота, и София легонько погладила ее по тыльной стороне ладони.
– Деятельность по усыновлению? Которым занимается фермер-свиновод, юрист и аудитор с лесопилки. Мастер на все руки, мягко говоря. К тому же, по слухам, он сидел в концлагере.
– В концлагере? – София вздрогнула.
– Я не могу собрать этого человека, – призналась Жанетт. – Его разные части просто не сходятся друг с другом.
К Софии вдруг вернулось одно воспоминание. Сверкнуло ослепительной искрой – и торопливо погасло, оставив после себя слепое пятно на сетчатке.
Alle liderlige tyskerpiger. Ludere var hvad de var. Knalde fem tusinde svin [40] .
Пляж в Дании и Вигго, покушающийся на нее. Или нет? Она помнила только, что он играл с ней в одну из своих “игр”, со стонами терся о нее, совал в нее свои пальцы, а потом вдруг встал и ушел. Она осталась лежать, тело болело от камней на земле, кофта порвалась. Она хотела рассказать об этом Жанетт, но не смогла.