– Тебя никто ни в чем не винит. Все в прошлом. У тебя своя жизнь, у меня своя.
– Но как же так, Паша?
– Вот так. Видно, не судьба нам была быть вместе.
Первым из свидетелей этой сцены пришел в себя Каштанов:
– Подожди, Паша, так это что получается? Галина Андреевна – твоя бывшая жена?
– Да, Леня, – коротко ответил Павел и взглянул на Гронского, который от неожиданности открыл рот: – Не обращайте внимания на происходящее, господин Гронский. В принципе ничего особенного не произошло.
– Ничего себе не произошло. Я слышал о вас, но даже подумать не мог, что вы живы.
– Это для многих стало сюрпризом. Для кого приятным, для кого не очень. Но закроем эту тему.
– Нам надо поговорить, – сказала Галина.
– О чем? Считай, что это не я, а другой человек. Да так оно и есть на самом деле, от молодого лейтенанта Одинцова остались разве что фамилия, имя и отчество. Больше ничего.
– Ну и дела, – проговорил Каштанов. – Чего-чего, а подобного я и представить не мог. Надо же, как сложилось!
Гронский явно чувствовал себя не в своей тарелке.
Ситуацию немного разрядил вошедший мужчина в штатском костюме, но с военной выправкой:
– Добрый вечер, господа. Извините за опоздание, пробки!
– Ничего, ничего, – произнес Гронский, – прошу всех в рабочий кабинет. – И бросил взгляд на супругу: – А тебе, Галя, лучше пойти к дочери. Если Павел Алексеевич изъявит желание с тобой поговорить, то вы поговорите. Но позже. Сначала дело. Надеюсь, ты не забыла, увидев бывшего мужа, что у нас похищен сын?
– Как ты можешь так говорить, Максим!
– Пойди к Виктории, и погуляйте в саду.
– Но я должна знать, что ты собираешься делать.
– Пока поговорить с прибывшими господами. В случае принятия нами каких-то решений я сообщу тебе о них.
Каштанов наклонился к Одинцову:
– Интересно, Паша, они, когда одни, тоже в таком тоне общаются?
– Мне это неинтересно.
– Кому другому скажи.
Проводив супругу, Гронский провел офицеров на второй этаж в большой, обставленный в стиле ретро кабинет.
Каштанов познакомил Гронского и Одинцова с полковником Карасевым. Начальник Управления внутренних дел спросил:
– Что-то произошло? Вид, господа, у вас какой-то растерянный.
– Ничего не произошло, Александр Сергеевич, – ответил Одинцов.
– Я тебе потом все объясню, – шепнул бывшему начальнику Каштанов.
– Надеюсь, это не касается похищения?
– Нет!
Гронский сел в кресло, предложив гостям тоже присесть. Одинцов, Карасев и Каштанов устроились в дорогих кожаных креслах, и хозяин дома сказал:
– Я обналичил двадцать миллионов, они в сейфе. И вот о чем подумал: а следует ли начинать игру против похитителей? Не проще ли отдать деньги?
– Вы не знаете, что произошло с теми подростками, что были похищены за последние полгода? Их родители внесли выкуп, а в результате все заложники погибли.
– Ну, во‑первых, у вас нет никаких доказательств, что все эти полгода детей похищала одна и та же банда. Во-вторых, с похитителями наверняка можно договориться. Просто те, кто пострадал, не смогли правильно построить разговор, обговорить условия сделки.
Каштанов достал из кармана несколько снимков, на которых были запечатлены изуродованные трупы подростков, разложил их на столе так, чтобы они были видны Гронскому, и сказал:
– Родители этих несчастных думали точно так же, как и вы, Максим Львович. Я не просто так пригласил в помощники Павла Алексеевича. Он очень хорошо знает главаря банды. Лучше, чем кто-либо другой.
– А вы разве вышли на главаря? – удивленно спросил Гронский.
– Мы же работаем, Максим Львович.
– И кто он?
– Человек, сообщивший о похищении сына и выставивший условия, представился вам Казбеком, так?
– Да! И по акценту он либо чеченец, либо дагестанец, в общем, кавказец.
– Ну, сейчас изменить голос не составляет труда, но главарь банды вас не обманул, его действительно зовут Казбек. А точнее, Казбек Караханов, по кличке Шерхан, в прошлом полевой командир незаконного формирования, на совести которого сотни невинных жизней. Впрочем, я оговорился, не на совести, а на счету. Что такое совесть, ни Караханов, ни его подельники никогда не знали.
В разговор вступил полковник Карасев:
– Как ты это определил, Леонид?
Каштанов объяснил начальнику УВД, каким образом он вышел на Шерхана.
– Ясно.
– С этим и мне ясно, – кивнул Гронский, – но я не понял, почему господин Одинцов знает этого Шерхана лучше, чем кто-либо другой?
– Потому, Максим Львович, – ответил Павел, – что именно у Шерхана я провел в плену год, а затем несколько лет, командуя группой спецназа, охотился за ним по всему Кавказу.
– Хорошо же охотились, что Караханов спокойно творит беспредел в Москве, – криво усмехнулся Гронский.
– А вот чтобы судить, хорошо или плохо мы охотились за ним, – повысил голос Одинцов, – вам, Максим Львович, следовало бы не в Москве бизнесом заниматься, а с нами по горам полазать. Поучаствовать в засадах, в штурмах, в преследованиях. А то вы, кто в стороне были, когда другие воевали, мастера в своих кабинетах ярлыки вешать.
– Ну-ну, успокойся, Павел, – взял за руку друга Каштанов.
– Да я спокоен, Леня.
– Нет, Павел Алексеевич, вы раздражены, – не унимался Гронский, – вы не ожидали здесь увидеть свою бывшую жену и сейчас злитесь, что она вышла замуж за другого.
– Все! Дальше беседуйте без меня, – резко поднялся Одинцов.
– Ты уходишь?
– Да. На улицу, выслушивать бред господина Гронского у меня нет никакого желания.
– Но ты в деле? Или уедешь домой?
– Я, Леня, в команде. И сделаю все, что скажешь ты, но не господин Гронский. В общем, я на улице.
– Конечно, ступайте, поговорите с бывшей женой, я разрешаю, – снова усмехнулся Гронский.
– А мне твое разрешение, бизнесмен, нужно так же, как собаке боковой карман.
Одинцов вышел из кабинета, спустился в холл, прошел на улицу и полной грудью вдохнул чистого воздуха.
– Паш? – раздался со спины голос Галины.
– Это ты? – обернулся Павел.
– Нам надо поговорить.
– О чем, Галя? Ну о чем нам с тобой разговаривать? Вспоминать прошлое? Смысл? Если считаешь себя виноватой, то выбрось это из головы. У меня нет к тебе никаких претензий.