— Понимаю. Но честно тебе скажу — эта девчонка меня удивила. Она хорошая актриса, действительно хорошая. Вот уж никогда бы не подумал, что…

— Я поняла, Вадик. Завтра сделаем эту сцену аккуратно, предупрежу Игоря, а то он сегодня завелся не на шутку.

— Ты расстроилась, Таня?

— Да нет. Таковы реалии сегодняшнего дня. Совсем уж успокоить этих кобелей невозможно, но укоротить — да. Этим и займемся. Тебе смешно?

— Да нет. Знаешь, у меня жена, дети, и это спасает. А у тебя две дочки без отцов… Ну и что дальше?

Сушина снова выпустила струю дыма в потолок, с усмешкой качнула головой:

— Три дочки, Вадик. Думаю над этим. Решу одну проблему — и остепенюсь. Найду мужичка, не связанного с нашей работой… только где его искать, черт побери? Актер — не каменная стена. Хреново ему — стонет, комплексует. Покатило — орел, только не для семьи, всех баб ему срочно нужно трахнуть…

Селиванов согласно кивнул, попрощался с помощницей и пошел к своей машине. Ему платили хорошие деньги за то, чтобы снимал плохой сериал. Ну… на безрыбье и рак рыба, нужно работать, а там, глядишь, что-то изменится в этом дебильном раскладе, где нет места творчеству.

Сушина нервно курила, глядя ему вслед.

— Танька, я просто обалдеваю! Мы с ним были в клубе «Отпад», там пел Агутин, а мы ели суши… И пили… виски с содовой, представляешь? Он обещал бросить жену!

— Ольга, ты дура самая натуральная. Кто он, хоть можешь сказать?

— Тебе какое дело? Он бизнесмен, солидный человек. Бабки не считает… Я просто балдею, Танька!

— Как его зовут, благодетеля невероятного? Я кое-что понимаю в этом мире, подскажу.

— Нет. Знаю я вас… богему! Проболтаешься кому-то, и начнут трепать языками на всех углах. И не надейся.

— Ну как знаешь, сестренка. Могу посоветовать только одно — преподавай в своем МГУ и больше думай о дочке. Я не раз и не два общалась с бизнесменами и знаю, как они умеют считать свои деньги.

— Да перестань, Танька, ты просто завидуешь мне. Спишь с какими-то актеришками, а толку? Они хороши, пока от тебя зависят, а потом что? Пошлют тебя, и все дела.

— Оль, я же тебе помогаю, стараюсь, как могу. Ты же у нас голова в социологии, кандидат наук, ну вот и занимайся своей чертовой наукой.

— Не нравится тебе, да? Завидуешь?

— Дура ты. Уважаемый человек, преподаватель самого престижного вуза, а куда лезешь? У них другие понятия, другие критерии отношений, понимаешь?

— Ты просто не видела этого человека. Мне с ним очень интересно.

— Он, конечно, старше тебя лет на двадцать?

— А что, если он моложе меня и прекрасный любовник?

— Не верю.

— Другого ответа я и не ожидала, но объяснять ничего не стану. Тань, ты для меня — вторая мать, я это прекрасно понимаю. Думала, обрадуешься, а получилось… Ну ладно, не будем о грустном, если тебе это неприятно слушать. В конце концов, я уже взрослая женщина.

— А я ничего не могу понять, хоть и очень стараюсь. Ну ладно, если что — скажи, может, и помогу.

— А хочешь, я попрошу его стать продюсером любого твоего сериала?

— Он уже готов ради тебя на финансовые подвиги?

— Тебе смешно, да? А он, между прочим…

— Спасибо, Оль. Не надо. Но пожалуйста, держи меня в курсе, хорошо?

Сигарета догорела, обожгла пальцы. Сушина вздрогнула, машинально затушила сигарету в пепельнице. Мрачно усмехнулась, сняла с вешалки черный плащ, неторопливо оделась, обмотала вокруг шеи длинный белый шарф. Солидные бизнесмены хороши… когда спят зубами к стенке — старая присказка, да ничего другого на ум не приходило.

Глава 2

Марину встретила в прихожей пожилая домработница Мария Петровна. Сейчас ей было пятьдесят семь, а начинала она работать на семью банкира Стернина десять лет назад, когда Марине было десять. Теперь не просто домработница, а член семьи, Марине она заменила родную бабушку, которая вместе с дедушкой захотела пожить в Америке. Ну вот захотелось им семь лет назад, и все тут. Разумеется, сын, отец Марины, удовлетворил желание родителей, и теперь они жили в солнечной Калифорнии, иногда сообщая по электронной почте, что все у них нормально. А Петровна стала настоящей бабушкой для Марины.

— Как успехи, Мариша? Скоро увижу тебя в роли главной героини на экране телевизора? — спросила Мария Петровна.

— Ох, и не спрашивай, Петровна. Идиоты они там все! — раздраженно сказала Марина.

— Деточка, а я тебе говорила про это, когда ты собиралась в Щепкинское. Нравы в этом мире суровые. Но тебе немного проще, ты — особь статья, детка, никогда не забывай об этом. Они должны уважать тебя.

Мария Петровна больше двадцати лет преподавала в школе русский язык и литературу. Но в девяносто четвертом ее терпение лопнуло, и она нанялась домработницей в семью банкира Стернина. Готовить умела превосходно, легко управлялась с бытовыми приборами, а наладить отношения с капризной дочкой банкира и не менее капризной женой опытному педагогу не составило большого труда. В итоге все были довольны: жена банкира, стоматолог Лилия Максимовна, — тем, что мужа невозможно было ревновать к пожилой домработнице, Марина получила опытного советчика на все случаи жизни, да просто старшего друга, а сам Стернин был доволен, что в доме всегда порядок, холодильник заполнен, а на плите готов вкусный ужин. Если нужно — и обед. И все, что ему нравится, — есть на завтрак. Он устроил ее двух сыновей на престижные должности, а когда год назад умер муж Марии Петровны, предложил ей поселиться у них. И она согласилась, к радости Марины и с полного одобрения хозяйки дома.

— Петровна, покорми меня, и я хочу посоветоваться с тобой, — сказала Марина.

— Топай на кухню, Мариша, там и потолкуем.

На ужин было азу по-татарски с солеными огурцами, на гарнир — жареные кабачки. Мария Петровна поставила перед Мариной тарелку, села напротив.

— Ну, рассказывай, что за проблемы у тебя, детка.

— Петровна, постельная сцена… Ну, так надо по сценарию. Я могла лежать с Муравьевым и в джинсах, изображать дикую страсть…

— Игорь Муравьев хороший актер. Да и парень симпатичный, мне нравится. Ну и что он?

— Не может играть, если я не совсем раздета, представляешь?

— Не совсем, но ты рассказывай.

— Что ты не совсем понимаешь? Кстати, вкусно, кабачки и азу у тебя, как всегда, обалденно получились.

— Не совсем понимаю, как можно изображать страсть. Я ее всегда чувствовала. Это такое… что не знаю, как можно изобразить.

— Ох, Петровна… Ты лучше закадычной подруги. Но мне там нужно было, понимаешь? А помреж, тетка старая и тупая, лет сорок, наверное, но с тобой не сравнить, дура невероятная, захотела, чтобы я легла в постель голой, прикинь, да? Вот так разделась перед всей съемочной группой, сняла трусы и пошла в постель!