В тот вечер я, как обычно, отправился ужинать в местный общепит, куда кроме участников проекта никто не допускался. И обнаружил, что мои «мозговики» устроили здесь нечто вроде «корпоративчика» в честь окончания изнасилования моих мозгов. Они сдвинули столики, обставили их стульями и непринужденно общались, прихлебывая дорогие напитки из рюмок и бокалов. Среди этой разновозрастной и разноязычной публики посторонний человек ни за что бы не выделил двух индейцев – мужчину и женщину – носителей языка, который я выучил с нуля.
При виде меня, «мозговики» оживились и стали шумно звать к себе в компанию.
– Не пойду! – грозно прорычал я. – Потому что вы – палачи! Мучители! Как вы меня достали!!
– Александр, не переживай! – радостно откликнулась публика. – Ты достал нас еще больше!! Наконец-то мы от тебя отдохнем!!!
– Вот и отдыхайте, – устало махнул я рукой. – Дайте человеку поесть спокойно! Видеть вас не могу!
Мою психику, мои реакции, шуточки и причуды эти люди, похоже, изучили лучше меня самого – общаться с ними было легко. Однако более-менее приятельские отношения у меня сложились только с моложавым (за 60?) французом по имени Жак. Он, кажется, был одним из лидеров команды и мировой знаменитостью в своей области. Едва я сделал заказ, как француз отчленился от компании и устремился к моему столику вместе со своим бокалом.
– Вы позволите, Александр?
– Садитесь! Но учтите: сейчас я буду есть мясо руками, чавкать и капать слюной на скатерть – это совсем не эстетичное зрелище!
– О-о, вам не удастся меня шокировать, не надейтесь! Просто мне жалко расставаться – вы удивительно интересный объект!
– Ах, я объект, да? Не субъект, значит?
– Александр, не придирайтесь к словам! Я имею ввиду ваш мозг, ваш интеллект!
– Да, – кивнул я, – интеллект у меня могучий. И что же вы с ним сотворили?!
– Ничего страшного! – рассмеялся француз. – Но скажите, Александр, почему же вы все-таки отказались от сканирования мозга? Это совершенно безопасная процедура – ее проходят ежедневно тысячи людей на планете!
– А вот я не хочу – имею право! Убеждения не позволяют!
– Вы опять шутите! Из-за этого нам пришлось подбирать методики для вас вслепую – почти две недели лишних мучений!
– Может, я мазохист, откуда вы знаете?
– Из показаний приборов, конечно! – рассмеялся француз. – Никакой вы не мазохист!
Что ж, ему эта тема кажется смешной, а мне нет. Проблема в том, что я, конечно, Человек, в смысле Homo, но не sapiens. Я только притворяюсь кроманьонцем. Это не так уж и трудно, поскольку живых неандертальцев никто не видел. По экстерьеру, анатомии и физиологии я, конечно, отличаюсь от обычной публики, но все эти отличия «в пределах допуска» для сапиенсов. А вот мозг устроен у меня как-то иначе, имеет какую-то другую анатомию. И демонстрировать это «чудо природы» мне нельзя, иначе остаток жизни я проведу в лабораториях. В принципе, можно, конечно, пожертвовать собой ради науки, но неформальную «подписку о неразглашении», данную мной в юности, никто пока не отменил. Так что извините…
– Я чувствую, вы что-то хотите от меня, Жак. Нет?
– Вот! – поднял изящный палец ученый. – Вы чувствуете, ощущаете, догадываетесь! А дальше? Ну!
– Легко! – усмехнулся я. – Могу пофантазировать. Скорее всего, вы хотите пригласить меня в свою лабораторию. Там вы сможете всласть покопаться в моем сознании и подсознании, отследить, какие участки моего мозга шевелятся в радости и в горе. Разумеется, если я вернусь из прошлого живым и не полным калекой. Верно?
– Почти! Можно сказать: да! И что?
– Я подумаю над вашим предложением, Жак. Но скажу честно: вряд ли. Что же такого экстравагантного вы во мне нашли?
– О, много чего! Но самое простое – то, что лежит на поверхности – это резонанс. Более точного термина для этого явления я пока не придумал.
– Да, что-то такое вы уже говорили…
– Конечно! Мы применяли к вам далеко не новую методику усвоения больших объемов информации. Она основана на том, что информационный массив разбивается на малые фрагменты, и каждый из них эмоционально окрашивается в разные оттенки, каждый получает свой вкус и запах. Мы научились задействовать в процессе обучения глубинные слои памяти и, кажется, даже подсознания. Попутная проблема – искусственно возбудить чувство, эмоцию. Вот тут вы нас поразили. На обычное локальное возбуждение ваш мозг реагирует странно – он вступает в резонанс с возбудителем!
– Э, Жак, рабочий день окончен! Ну, зачем же вы меня опять…
– Простите, Александр! Но, может быть, мы с вами больше не увидимся, а мне так хочется сказать вам пару слов на прощанье.
– Так говорите – надеюсь, нас тут не подслушивают.
– Вряд ли. Но никаких тайн я не выдам. Просто предупрежу. Юмор в том, что к концу обучения этот резонанс стал возникать у вас спонтанно.
– Это как?
– А вот так! На каком языке вы разговаривали с нами, когда вошли в кафе?
– Э-э-э… На английском, наверное?
– Вот видите – язык вы выбрали неосознанно – это резонанс с возбудителем. Далее: пока вы сидите здесь ваше настроение изменилось? Если честно?
– Да, пожалуй! Сначала досада, что полно народа, а теперь ничего… Тоже резонанс – на ваше веселье?
– Конечно. Еще пример: мы с вами знакомы не так уж и долго, однако вы сейчас безошибочно угадали мои намерения и желания. Причем, даже чуть раньше, чем я мысленно оформил их в слова. Каково?!
– Великолепно! Мало того, что я умен, силен, страшен и волосат, так теперь еще и экстрасенсом стал! Блеск!
– Я думаю, что это скоро пройдет, – рассмеялся Жак. – Пройдет само по себе или, может быть, после какого-нибудь стресса.
– Жаль! А насовсем нельзя?
– Наверное, нет, Александр. Но вы все-таки будьте осторожны первое время.
– В каком смысле?!
– Ну, я бы посоветовал вам воздержаться пока от посещений рок-концертов, массовых богослужений и футбольных матчей.
– Очень ценный совет для хронопутешественника! Ценю ваш юмор!
– Это не шутка, Александр, – француз по-прежнему улыбался, но взгляд его вдруг стал серьезным. – Совсем не шутка.
* * *
Консилиум экспертов решил, что выглядеть я должен нейтрально, то есть нести на себе минимум отличительных клановых и родовых признаков, дабы случайно не оказаться среди врагов – тлинкиты очень любили воевать друг с другом.
Особая тема – место десантирования. Архипелаг Александра представляет собой множество островов разного размера, разделенных бесчисленными проливами шириной от нескольких метров до десятков километров. В некоторых проливах плавают айсберги, а на островах и на материке, к которому архипелаг примыкает, кое-где высятся горы с ледниками. Меня заверили, что при существующей точности заброски на леднике я, скорее всего, не окажусь, а вот в воде или на суше – это как повезет. Готовиться, естественно, надо к худшему. В общем, помимо сухопутной одежки, мне выдали «водный» комплект: гидрокостюм и спасательный жилет на случай, если берег будет рядом, а также компактную надувную лодку, если плыть придется далеко. И жилет, и лодка были многоразовые – из них можно было выпустить воздух, а потом мгновенно надуть снова – и так десять раз.