– Для божьего суда перекресток надобен, – подал голос один из спутников Люта.
Свенельдич одобрительно кивнул. Не хотелось ему биться с Олегом.
Боялся… зашибить.
А пока до дороги доедут, может, и передумает мальчишка. Дойдет до него, что воевода Лют – не тур лесной. Таких, как Олег, троих побьет – не вспотеет.
– Ништо! – закричал взбешенный этим пренебрежительным взглядом сын Святослава. – Истинный Бог видит все. И везде. Бейся, Лют! Или ступай прочь с моей земли!
– Что ж, молочный князек, ты сам напросился, – сурово произнес Лют и легко соскочил на землю. Длинный обоюдоострый меч будто сам собой прыгнул ему в руку. – Перун нас рассудит!
Олег вытер ладони о штаны.
– Меч мне! – потребовал он.
Один из дружинных подал ему боевой клинок. Второй. В шуйце князя уже был его собственный меч. Коротковатый, охотничий, зато на Олеге – кольчуга и шелом, а Лют – бездоспешный. Даже щита нет. Не на битву ехал воевода – на прогулку.
– Ну давай, брехун! Покажи, как ты ромеев рубил! – крикнул Олег и ловко завертел двумя клинками. Смотри, Свенельдич, и бойся.
Люта блеск двух клинков не впечатлил. Машет ловко, но сыну до отца далеко. Святославу в те же годы мало кто мог противостоять, а этот еще не понял, что в схватке не красивый замах важен, а смертельный.
– Мушка крылышками машет, скоморох под дудку пляшет! – насмешливо произнес Лют. – А где же твоя дудка, князь-скоморох? Потерялась?
Олег не стерпел насмешки. Налетел… И отлетел на травку.
Небрежным махом Лют отбросил сразу оба клинка и пнул молодого князя под коленку.
Олег мгновенно вскочил на ноги, изготовился…
Однако воевода не поторопился его добить. Глядел с мерзкой усмешкой.
– Ножка подвернулась? – участливо осведомился он. – Садись-ка ты на коня, князек, и убирайся из моего леса. До ночи далеко еще: может, успеешь зайца подстрелить. Турье мясцо – не для тебя.
Олег не ответил. Его глупый гнев улетучился, сменившись спокойной злой сосредоточенностью. Боевого опыта у него было маловато, но учили его отменные наставники, и биться он умел. Может, и не так, как отец, но не хуже любого из своих гридней.
Молодой князь стиснул зубы и вновь пошел на противника. И на сей раз не попер кабаном, а двинул неторопливо, по кривой дуге, обходя воеводу слева.
Лют не мог не заметить, как переменился его соперник, но перемена эта воеводу не смутила. В самый последний момент он ловко перебросил клинок в левую руку, умело принял удар правого меча на плоскость клинка, от левого, короткого, просто уклонился и сам сделал выпад, целя в бедро Олега. Тот ушел в сторону и сразу бросился вперед, пытаясь сократить дистанцию и отнять у противника преимущество длинных рук и длинного клинка…
Лют не позволил.
Поединок продолжался. Шуршала трава, звенело железо…
Лют был сильнее, но у Олега было преимущество. Не только броня. Главное его преимущество было в том, что Олег бил всерьез, насмерть, а Лют – играл. Воевода не собирался убивать молодого князя. Подранить так, чтобы тот не смог продолжать бой, не более.
Однако ни Свенельдичу, ни Святославичу никак не удавалось достать противника. Лют разок-другой чиркнул по Олеговой кольчуге – да и только.
Время шло. Над брошенной тушей тура кружились мухи. Люди обоих соперников напряженно наблюдали за боем. Вмешиваться никто не смел. Многие уже понимали, что Лют щадит молодого князя. В какой-то момент понял это и сам князь. Будь на его месте старший брат Ярополк, на этом бы поединок и закончился. Но Олег был младшим братом, горячим, обидчивым, всегда готовым доказать, что он ни в чем не уступает старшим. Догадавшись, что Свенельдич не хочет его убивать, Олег не прекратил поединка, а, напротив, стал драться еще яростнее… И нахальнее.
Воевода Лют больше не шутил. Берег дыхание, понимая, что бой затягивается. Оба поединщика были сильны и выносливы. Но в долгом бою часто побеждает не тот, кто сильнее, а тот, кто умеет беречь силы.
Дело решила случайность. Назойливый слепень, сунувшийся прямо в глаз Олегу.
Молодой князь мотнул головой… И Лют нанес удар. Быстрый и сильный удар по тыльнику Олегова шлема. Плашмя. Не голову снести – оглушить. Раздался звук – будто в било ударили – и молодой князь осел на истоптанную траву.
Лют шагнул к нему. По праву поединка он мог добить своего противника… Один из молодых отроков, спутников князя, не слишком опытный, так и не понявший, что Лют не желает смерти сыну Святослава, метнул в воеводу стрелу – охотничий срез с широким наконечником.
Лют уклонился. Кто-то из Олеговых гридней, постарше, вышиб лук у шустрого отрока…
И в этот миг очнулся Олег.
Молодой князь не понял, что с ним произошло. Ему показалось: прошло лишь мгновение с тех пор, как он упал. Лют сбил его с ног… И открылся. Олег увидел незащищенный бок своего противника и, не раздумывая, нанес удар. Снизу, с земли, коротким охотничьим мечом. А поскольку брони на Святославиче не было, то остановить сталь было нечему. Клинок вошел между ребер – как игла в воск. И славный воевода Лют, герой и ближник великого Святослава, пал мертвым от руки его шестнадцатилетнего сына.
Волох стоял припав к бугристому дубовому стволу. Он и сам был – как древесная кора: корявый, обросший диким волосом, как дерево – мхом. Кожа на грубом лице коричневая и морщинистая, как древесная кора. Только глаза – синие, ясные, как озерная вода, лучились чистой искренней радостью.
Только что сбылась его мечта: поклонник скорбного ромейского бога зарезал варяга. Да не простого, а – княжьего рода, сына самого Свенельда, Перунова любимца и беспощадного ненавистника древних деревлянских богов. Чужая кровь пролилась на священную землю, и древние боги возрадовались. Ибо кровь всегда призывает кровь. И те, кто когда-то убивал деревлянских волохов и стесывал злым железом божьи лики со священных дерев, теперь будут тем же железом кромсать друг друга. И возрадуется их злой крови деревлянская земля.
А по другую сторону поляны, на которой суетились вокруг погибшего воеводы его спутники, содрав с лица фальшивую бороду и сунув в карман лицедейский парик, стоял слуга великой империи, печенег по крови, родившийся в Константинополе и никогда не знавший ни степных богов, ни степных традиций. Он с сочувствием смотрел на растерянного мальчишку, только что убившего великого воина, мальчишку, еще не осознавшего, но уже чувствующего, что его прежняя жизнь оборвалась вместе с жизнью сына Свенельда. Союзник печенега, древлянский волох сказал бы: дыхание из-за Кромки коснулось юного князя. Но ромей был христианином, и Кромки для него не существовало. Зато ромей знал: теперь князь русов Ярополк никогда не пойдет путем своего отца. Не до того ему будет.
Киев и Овруч.