— Но эйдосов всего два! Потому что людей в
Эдемском саду всего двое! И оба под защитой! — | крикнул Арей.
Кводнон махнул Гальперу и Иросу, и они, рассту-пившись, отпустили Арея. Правда, далеко отходить не стали: на всякий случай остались рядом.
— Верно! Вот это уже серьезный разговор! — сказал Кводнон. — Человек пока в Эдемском саду. Мы выманим его оттуда прежде, чем закончится период его ученичества. Разрушим союз человека с создавшим его! Устроим так, что постепенно он и верить в него перестанет! Здесь на Земле люди размножатся, как размножились звери. Много лю¬дей — много эйдосов! Мы отнимем у них эйдосы и поместим их в дархи!
Арей провел пальцем по кривлявшейся пиявке.
— Но эйдосы в дархах будут страдать! — ска¬зал он.
Кводнон отмахнулся от этого, как от чего-то / мсущественного:
— Понятия не имею, чем они там будут зани-маться! Мне довольно, что дарх дает мне силы уже сейчас, когда в нем нет ни единого эйдоса! С эйдоса- ми же сил станет еще больше! Я предчувствую это! Мы получим те силы, которых нас лишили, когда изгнали из Эдема!
— Если мы посягнем на человека — отрежем себе путь назад, — возразил Арей.
Кводнон уже не думал, какой стороной лица по-ворачиваться.
— Что?! Как? Ты собираешься назад? — проши¬пел он.
— Пока нет, — сказал Арей. — Но к чему жечь
мосты? Пока мы разрушаем лишь себя, мы еще мо¬жем надеяться, что наша связь с создавшим нас не расторгнута. Он слышит нас, он любит нас, он ждет. Есть еще надежда, что что-то изменится, если мы изменимся сами. Он все исправит, даже эй- досы для него — ничто, мелочь. Но если переступим через человека — пути назад у нас не будет. Одно дело уничтожить только себя, и совсем другое — загородиться еще кем-то.
— Ты собираешься просить прощения? Твоя гордость позволит тебе произнести «извини"? И кому — ЕМУ? Он спрашивая у пас, когда творил человека? Спрашивал у меня, когда поместил бесценную песчинку ценой во все предыдущие Его тво¬рения в слабую грудь существа, похожего на обезья¬ну? — крикнул Кводнон.
«Так вот почему он ушел на самом деле. Зависть единственного ребенка, у которого появился млад¬ший брат. Остальное все вторично*, — подумал Арей.
— Люди слабы! Люди безобразны! Зачем им дали эйдосы? Почему им? Почему не нам? — пискнул Лигул.
Кводнон толкнул его в грудь, и горбун упал.
— Молчи! Нам же лучше! Он предпочел нам каких-то обезьян, а мы будем отнимать эйдосы у тех из них, кто не сможет их удержать! Эти глуп¬цы, лишенные эйдосов, станут нашими послушными марионетками! Мы будем властвовать над теми, кого Он предпочел нам!
Арею захотелось сорвать сосульку со шнурка, растоптать ее, но он ощутил, что если сделает это — боль будет намного сильнее. И он испугался
боли и пустоты. Испугался, возможно, впервые в жизни.
«Уйди в лес! Там в лесу взмолись! подсказан ему тихий голос внутри. — Проси — и тебя услышат! У тебя пока не отрезано небо! Твоя душа еще рвет¬ся ввысь/»
Но Арей не ушел в лес и не попросил. Зато он по¬нял истинный мотив Кводнона и первопричину его ухода из Эдема. Зависть к человеку! Знак вопроси¬тельный превратился в знак восклицательный. Как там? Новый мир и новый путь? Держи карман шире! Досада, ревность и желание отомстить! Разве каж¬дый ребенок хотя бы раз в жизни не мечтал под¬чинить себе родителя? Да, согласен, ты родитель! Ты мой отец, я не спорю, поскольку об этом гово¬рят факты. Но я просил тебя производить меня на свет? Нет. А раз не просил, вот и исполняй теперь вечно мои прихоти, решай мои проблемы, развле¬кай меня, потому что ты мне должен, а я буду’ вы¬тирать о тебя ноги! Или, может, ты сам рассчи¬тывал на мою помощь? Что я буду помогать тебе с младшими братьями, с новыми твоими творени-ями? Ну, дорогой мой, это несерьезно! Разве ты не можешь сделать все сам? Ведь и о младших братьях я тебя тоже не просил? Ну фьють-фьють, трудись
один! Ты же все можешь!
Все это Арей понял как-то разом. Он почувство¬вал. что, если захочет, сможет еще вернуться в Эдем, где разгуливает этот новый любимчик — че¬ловек и, не ведая еще своих сил, не зная цены эйдосу, смотрит на все глазами новорожденного ребенка. И что этот новорожденный ребенок нуждается в
Арее как в старшем брате, который поведет его по саду. показывая все творения их общего отца!
Нет! Ни за что! Зависит ужалила Арея. Ему захо-телось, чтобы вечный свет, заключенный в эйдосе, горел у >1его в дархе, наполняя его силами.
— 'Гак ты с нами или нет? — Кводнон безошибоч¬но угадал состояние Арея. Он улыбнулся, и лицо его вновь показалось Арею прекрасным. Это была жут¬кая красота несущего смерть.
— С вами! — процедил Арей. — С вами, но сам за себя!
— Мы все сами за себя. Это нас и объединяет, — ухмыляясь, сказал Хоорс, первый убийца из всех стражей.
Миролюбие кошки проверяется, когда дергаешь ее за усы, послушание собаки — когда отнимаешь у нее еду, а характер человека — когда что-то происхо¬дит вопреки его желанию.
Древняя мудрость
Ирка сидела на полу и вытряхивала из рюкзака крошки, веревочки, еловую хвою. Рюкзак пах похода¬ми и костром. Последним выпал носок. Ирка взяла его двумя пальцами и отбросила. А Багров поднял, поню¬хал и преспокойно сунул в карман.
— Будет’ в резерве! — сказал он.
— Зачем тебе третий носок?
— Тшш-ш!
— Чего «тшш-ш»?
— Понимаешь, носок же не знает, что он третий. Вдруг он считает себя первым или вторым? А ты от¬крываешь ему страшную тайну.
— Матвей!
— Опять же, случается, на улице промочишь всего одну ногу, и носок тогда нужен только один! — про¬должал рассуждать Багров.
После рюкзака наступила очередь палатки. Матвей расправил ее на полу, так что палатка заняла всю ком¬нату, и, раскрыв молнию, долго выбирал дохлых ко¬маров, складывая их аккуратной кучкой.
— Ты не помнишь: это они от дихлофоса сдохли или я их проклял? — спросил он.
— А ты забыл?
— Да.
— От дихлофоса. Те, которых ты проклял, летали за нами три дня. И каждый хотел выпить по стакану крови и закусить огурцом. — Ирка вытянула ноги и, рассеянно глядя в окно, за которым не происходило ничего, кроме сырой и бедной на краски московской зимы, задумалась. Пустой рюкзак лежал у нее на коле¬нях. — Не верю, что мы на это согласились! Декабрь, холод собачий, а нам искать Прасковью! Да еще теле¬портироваться запретили! Самолетом, мол, долетите, а иначе опасно! — передразнила она.
Багров утешающе погладил ее по руке:
— Все лучше, чем навещать пьющую русалку. У меня уже в глазах двоится. Я все в Москве знаю. В Митино — полтергейст. В Кунцево кикимору бро¬сил муж, а она бросила пустой трамвай в трансфор¬маторную будку…