Не считая собаки | Страница: 128

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Мы с Теренсом кинулись к ней.

– Бейн! – гаркнул полковник, дергая за сонетку. – Бейн!

Верити сунула подушку под голову миссис Меринг и принялась обмахивать ее сложенными листками.

– Бейн! – рычал полковник.

В дверях возникла перепуганная Джейн.

– Немедленно позови Бейна!

– Не могу, сорр, – комкая передник, пролепетала горничная.

– Почему?

Джейн попятилась.

– Его нет, сорр.

– Как так нет? Куда девался?

Джейн скрутила передник в тугой узел.

– Письмо… – выдавила она.

– На почту отправился? Так сбегай за ним. – Полковник замахал руками, выпроваживая Джейн из комнаты. – Чтоб ей, этой мадам Иритоцкой! Даже издалека умудрилась взбаламутить! Столоверчения, сеансы…

– Наша дочь… – проговорила миссис Меринг, трепеща ресницами. Блуждающий взгляд уперся в листки, которыми ее обмахивала Верити. – Ах, это письмо! Это роковое письмо…

Она вновь потеряла сознание.

Влетела Джейн с нюхательной солью.

– Где Бейн? – пробасил полковник. – Привела? И Тосси скажи, чтобы спускалась. Матери нужна помощь.

Джейн плюхнулась на позолоченный стул, накрыла голову передником и заревела.

– Вот те на… – смешался полковник. – Вставай-ка, барышня.

– Письмо, – прошелестела миссис Меринг, цепляясь за руку Верити. – Прочитай. Я не в силах…

Верити послушно прекратила обмахивать и поднесла письмо к глазам.

– «Дорогие папенька и мамусечека…» – Она резко побледнела, словно собираясь тоже упасть в обморок.

Я рванулся к ней, но она беззвучно мотнула головой и начала заново:

– «Дорогие папенька и мамусечка, к тому времени, как вы это прочтете, я уже буду замужем».

– Замужем? – поперхнулся полковник Меринг. – Как то есть замужем?

– «… и самой счастливой в мире, счастливее, чем могла мечтать. Мне очень стыдно так с вами поступать, особенно с папенькой, который болен, но я боялась, что, проведав о наших намерениях, вы запретите свадьбу, и еще я уверена, что, узнав милого Бейна так же хорошо, как знаю его я… – Голос Верити дрогнул, но она все же продолжила, без кровинки на лице: – … вы увидите в нем не слугу, а замечательнейшего, добрейшего, прекраснейшего человека и простите нас обоих».

– Бейна? – оторопел полковник.

– Бейна, – выдохнула Верити. Уронив письмо на колени, она в отчаянии посмотрела на меня, покачивая головой. – Нет. Она не могла.

– Она сбежала с дворецким? – спросил Теренс.

– Ах, мистер Сент-Трейвис, бедный мой мальчик! – вскричала миссис Меринг, хватаясь за сердце. – Вы убиты горем?

Непохоже. Теренс был скорее в прострации и напоминал солдата, которому только что отняли ногу или комиссовали с фронта, а он еще пока не осознал случившееся.

– Бейн? – Полковник Меринг грозно воззрился на горничную. – Как так?

– Читай дальше, Верити, – велела миссис Меринг. – Приготовимся к худшему.

– Худшему… – пробормотала Верити, поднимая письмо. – «Вам, конечно, любопытно будет узнать, как все вышло так быстро».

Мягко говоря.

– «Все началось с нашей поездки в Ковентри». – Верити бессильно умолкла.

Миссис Меринг нетерпеливо выхватила у нее листок.

– «… с нашей поездки в Ковентри. Которую, теперь-то я знаю, нам устроили духи, чтобы я нашла свою истинную любовь». Леди Годива! Вот кто во всем виноват! – Миссис Меринг тряхнула письмом. – «Именно там я залюбовалась ветвиеватой вазой на ножках – теперь-то мне известно, что это чудовищная безвкусица, беспорядочное нагромождение линий и форм, но ведь меня никогда толком не учили эстетике, литературе и поэзии, и я была всего лишь невежественной избалованной дурочкой.

Я попросила Бейна – я по-прежнему так его называю про себя, хотя пора уже привыкнуть звать его Уильямом и любимым мужем! Мужем! Какое сладкое слово! Я попросила его разделить мое восхищение этой ветвиеватой вазой. Но он отказался. И не просто отказался, а назвал ее ужасной, а мой вкус – неразвитым.

До сих пор никто никогда не смел мне перечить. Все кругом только потакали и поддакивали – за исключением кузины Верити, которая поправила меня разок-другой, но я думаю, это потому, что она незамужняя и без перспектив. Я подсказала ей, как укладывать волосы покрасивее, но больше ничего для бедняжки сделать не смогла».

– Вот что называется сжигать за собой мосты, – пробормотал я.

– «Может быть, теперь, раз я вышла замуж, мистер Генри обратит внимание и на нее, – читала дальше миссис Меринг. – Я пыталась их сосватать, но, увы, он смотрел только на меня. А ведь они составили бы хорошую пару – не блистающую красотой и умом, но, пожалуй, гармоничную».

Все мосты до единого.

– «Я совершенно не привыкла к возражениям и поначалу рассердилась, но потом вы, маменька, потеряли сознание в поезде по дороге домой, и я побежала звать его, и он привел вас в чувство так ловко, так искусно, что я посмотрела на него другими глазами и влюбилась прямо там, в вагонном купе».

– Это все из-за меня, – покаянно прошептала Верити. – Если бы я не настояла на поездке…

– «Но я была слишком упряма, чтобы признаться себе самой в этих чувствах. И на следующий день я вызвала его и потребовала извинений. Он отказался, мы повздорили, и он забросил меня в реку, а потом поцеловал, и ах, маменька, это было так романтично! В точности как у Шекспира, чьи пьесы, начиная с “Укрощения строптивой”, я теперь читаю по настоянию моего возлюбленного супруга».

Миссис Меринг в ярости отшвырнула письмо.

– Книги! Вот в чем корень всех зол! Мейсел, как ты мог нанять слугу, который постоянно чем-то зачитывается? Это целиком твоя вина. Вечно этот Рескин, и Дарвин, и Троллоп. Троллоп! Что за имя для писателя? А у него самого? Слуги должны зваться надежными английскими именами. «Лорд Дансени никаких возражений не имел», – говорит он мне, а я ему: «Зато я имею». Разумеется, чего еще ожидать от человека, который ни в какую не хотел переодеваться к ужину? И тоже книги читал. Кошмарную социалистическую ересь – Бентама и Сэмюеля Батлера.

– Кто? – запутался полковник.

– Лорд Дансени. Жуткий человек, но его племянник наследует половину Хертфордшира, и Тосси представили бы ко двору, а теперь… теперь…

Она покачнулась, и Теренс протянул ей нюхательную соль, но миссис Меринг раздраженно оттолкнула флакончик.

– Мейсел! Не сиди сложа руки! Сделай что-нибудь! Может, их еще удастся как-то задержать, пока не стало слишком поздно!

– Слишком поздно, – пробормотала Верити.

– Может, и нет. Может, они уехали только сегодня утром, – возразил я, собирая и пробегая глазами страницы письма. Кудрявые строчки пестрели восклицательными знаками, подчеркиваниями и кое-где крупными кляксами. Вот кому стоило бы обзавестись перочисткой. – «Не пытайтесь нас остановить, – продолжил я прерванное чтение. – Когда вы получите письмо, мы уже зарегистрируем брак в суррейской ратуше и будем в дороге к нашему новому дому. Мой драгоценный муж – ах, какое же изумительное слово! – думает, что нам будет уютнее в обществе, менее скованном отживающими классовыми предрассудками; в стране, где можно выбрать себе любое желаемое имя, и поэтому мы плывем в Америку, где мой муж – ах, снова это дивное слово! – намерен зарабатывать на жизнь философскими трудами. Принцессу Арджуманд мы взяли с собой, поскольку я не вынесла бы разлуки еще и с ней, и к тому же папенька все равно, пожалуй, убил бы ее за ту пеструю рыбку».