– Рассчитает? За что? Что вы натворили?
– Ничего. Только ведь она подумает, что мы наверняка все знали, без сплетен-то на нашей половине не обходится. – Она махнула вилкой для убедительности. – Так было с моей сестрицей Маргарет, когда молодой мистер Вэл сбежал с Розой, служанкой. Миссис Эббот всех уволила, скопом.
Я забрал у нее вилку.
– А о чем вы должны были знать?
– Ни сном ни духом, – побожилась стоящая у плиты кухарка. – А уж сколько гонору было, знай гоняет всех в хвост и в гриву. Вот и понимай как знаешь.
Так мы далеко не уйдем, а спешить надо. Я решил действовать напрямик.
– Сколько времени?
Джейн снова переполошилась.
– Девять, – ответила кухарка, сверившись с приколотыми на груди часами.
– Девять, это ж мне его сейчас наверх нести… – Джейн разревелась. – Он велел не отдавать до утренней почты, чтобы хватились попозже, а почтальон всегда к девяти приходит. – Она утерла слезы краем передника и выпрямилась, собираясь с духом. – Пойду, что ли, гляну, может, уже туточки.
«Что нести?» – хотел уточнить я, но не рискнул вызвать новый поток слез и ахинеи. Страшно даже представить, что будет, если поинтересоваться, какой сегодня день.
– Передайте Бейну, что мне нужна сегодняшняя «Таймс», – попросил я. – В библиотеку.
Я наконец вышел в сад. По крайней мере еще лето и даже, кажется, июнь. Розы по-прежнему в цвету, и пионы – беспроигрышные прототипы нескончаемых перочисток – только-только появляются. А с ними и полковник Меринг, шагающий к пруду с мешком через плечо. Хоть он и не замечает ничего вокруг, кроме своей рыбы, лучше не показываться ему на глаза, пока не узнаю, сколько все-таки времени прошло.
Я юркнул за угол дома. Прокрадусь задами – через боковой вход в конюшню, там насквозь, а оттуда через французские двери прямо в гостиную… Первый пункт плана я осуществил блестяще – и чуть не наступил на Сирила, который лежал на мешковине, пристроив голову на лапы.
– Тебя, конечно, бесполезно спрашивать, какое сегодня число?
Да, тут явно дело нечисто. Сирил не встал мне навстречу. Только приподнял голову, глядя глазами узника Зенды [61] , и снова уткнулся носом в лапы.
– Сирил, ты что? Что с тобой? – Я протянул руку к ошейнику. – Заболел?
И тут я увидел цепь.
– Боже! – обомлел я. – Неужели Теренс все-таки женился?
Сирил смотрел на меня безнадежным взглядом. Я отстегнул кольцо.
– Пойдем, Сирил. Мы все исправим.
Он, кряхтя, поднялся и покорно потрусил за мной. Выбравшись из конюшни, я стал обходить дом с фасада – и увидел Теренса. Он ссутулился в лодке у причала, понуро глядя на реку, совсем как Сирил, оставленный сторожить наше судно.
– Что вы здесь делаете? – окликнул я его.
Он безучастно качнул головой.
– Разбилось зеркало, звеня. Порвалась ткань с игрой огня.
Яснее не стало.
– Сирил сидел в конюшне на цепи.
– Знаю, – ответил Теренс, не меняясь в лице. – Миссис Меринг вчера поймала меня, когда я ночью вел его в комнату.
Получается, мы отсутствовали не меньше суток, и нужно срочно придумать подходящее оправдание, пока Теренс не начал расспросы.
Но он по-прежнему смотрел на реку потухшим взглядом.
– Они, оказывается, не врут. Так это и происходит.
– Что происходит?
– Судьба… – горько вздохнул Теренс.
– Сирил сидел на цепи! – повторил я.
– Придется ему привыкать к конюшне, – уныло протянул Теренс. – Тосси не потерпит животных в доме.
– Животных? Это ведь Сирил! И потом, как же Принцесса Арджуманд? Она и вовсе на подушках спит.
– Наверное, она проснулась поутру, беззаботная, словно жаворонок, не ведая, что вершится предначертанное.
– Кто? – не понял я. – Принцесса Арджуманд?
– Я и сам не подозревал, даже когда мы подъезжали к станции. Профессор Преддик рассуждал об Александре Македонском и битве при Иссе, о каком-то переломном моменте, который решает все, а я даже не догадывался…
– Вы доставили профессора в Оксфорд? – спохватился я. – Он не сошел с поезда и не отправился исследовать галечное мелководье?
– Нет. Я передал его любящим родным с рук на руки. Любящим родным… – простонал Теренс. – И как раз вовремя. Профессор Оверфорс уже приготовился зачитывать надгробную речь.
– И что он сказал?
– Рухнул в обморок. А когда очнулся, упал профессору Преддику в ноги, лепеча, что никогда не простил бы себе, если бы тот утонул; что одумался и понял ошибочность своих взглядов и что профессор Преддик был прав: один-единственный безрассудный поступок может изменить ход событий, и поэтому он сейчас же пойдет домой и запретит Дарвину прыгать с деревьев. А вчера окончательно отказался от притязаний на хавилендовскую кафедру и снял свою кандидатуру в пользу профессора Преддика.
– Вчера? – переспросил я. – Когда же вы отвозили профессора в Оксфорд? Позавчера?
– Вчера? – рассеянно пробормотал Теренс. – Или вечность назад? Или мгновение? «Все изменимся вдруг, во мгновение ока» [62] . Вот ткешь ты себе на уединенном острове, а потом разом, в одночасье… Я раньше совсем не понимал поэзию, представляете? Думал, это все иносказание, фигуры речи.
– Что?
– Поэзия. Умереть ради любви. Треснувшие зеркала. А на самом деле так и есть. Целиком, от края до края. – Он горестно покачал головой. – Мне всегда странно было, почему она не может просто сесть на весла, приплыть в Камелот и признаться Ланселоту в любви. – Тоскливый взгляд уткнулся в реку. – Теперь все ясно как день. Он ведь уже был обручен с Гиневрой.
Ну, не совсем обручен, поскольку Гиневра была замужем за королем Артуром, и потом у них хватало куда более серьезных проблем…
– Сирил страдает на цепи, – напомнил я.
– Мы все в цепях. Скованные по рукам и ногам, мы бьемся в несокрушимых кандалах судьбы. Судьба! – выпалил он с досадой. – Коварная судьба, что опоздала соединить наши с ней пути. Я-то представлял ее идейным синим чулком в велосипедных шароварах. А он еще говорил, она мне понравится. Понравится!
– Мод… – До меня начало доходить. – Вы познакомились с Мод, племянницей профессора!
– Она стояла на перроне в Оксфорде. «И я любил? Не отрекайся, взор! Я красоты не видел до сих пор!» [63]
– На перроне… – повторил я с интересом. – Вы встретились на Оксфордском вокзале? Но это же чудесно!