– Погоди! – Я ухватил ее за руку. – Скажи мне точно, где и когда ты его видела.
Она с тревогой оглянулась на мерцающую сеть.
– Может, нам…
– Дождемся следующей, – решил я. – Опиши все подробно. Ты оказалась в алтаре…
Верити кивнула.
– Сирена выла, но самолетов я пока не слышала, и в соборе было темно. Только в алтаре лампадка и еще одна на алтарной преграде. Я решила не отходить от сети, вдруг она сразу же откроется снова. Поэтому спряталась в ризнице и затаилась, а потом у соседней двери заплясали лучи фонариков – это пожарная охрана бежала на крышу, и кто-то из них спросил: «Может, пора выносить вещи из ризниц?» Я тогда быстренько прокралась в Капеллу торговцев тканями. Переброска оттуда вполне просматривалась.
– А потом капелла загорелась?
– Да. Я бросилась обратно в ризницу, но все уже заволокло дымом; я, видимо, повернула не туда и оказалась в хоре. Там я как раз ссадила руку. Я помнила, что башня уцелеет, поэтому опустилась на четвереньки и вдоль ограждения хора пробралась в неф, а там тоже по полу – туда, где дым был пореже и позволял выпрямиться.
– Это в котором часу?
– Не знаю. – Верити беспокойно оглянулась на сеть. – А если больше не откроется? Может быть, в Оксфорде договорим?
– Нет. Так когда ты поднялась на ноги?
– Не знаю. Незадолго до того, как начали выносить вещи.
Сеть засияла. Я не двинулся с места.
– Ага. Значит, ты ползла по нефу…
– Ползла по нефу, и где-то на середине дым начал редеть, и стало видно западные двери. Тогда я встала, опираясь на ближайшую колонну, и он оказался прямо передо мной, у ограды. На подставке. С большим букетом желтых хризантем.
– Ты уверена, что это именно пенек был?
– Как будто его можно перепутать… Нед, к чему все эти подробности?
– А потом что ты сделала?
– Подумала: «Ладно, хоть какая-то польза». По крайней мере скажу Неду, что пенек во время налета был в соборе. Если выберусь. И двинулась к двери в башню. Проход перегораживала перевернутая скамья, пришлось ее огибать, и пока я добралась до башни, уже вбежала пожарная охрана и начала выносить вещи.
– И? – поторопил я.
– Я нырнула в Капеллу вязальщиков и затаилась.
– Сколько ты там просидела?
– Не знаю. Четверть часа, наверное. Потом вернулся кто-то из пожарных и забрал алтарные книги. Я подождала, пока он скроется, затем отправилась тебя искать.
– Через южные двери?
– Да. – Верити посмотрела на сеть. Та уже меркла и съеживалась.
– Когда ты выходила, у портала кто-нибудь стоял?
– Да. Если мы опять застрянем…
– Из пожарной охраны кто-нибудь приближался к пеньку?
– Нет. Они заходили только в алтарь и в ризницы, потом один заскочил в Кузнечную капеллу, вынес крест и подсвечники.
– И больше ничего?
– Больше ничего.
– Точно?
– Точно. Ему пришлось выбираться с ними в обход, через тыльную часть нефа и по южному боковому, из-за дыма. Как раз мимо меня пробежал.
– А в Капеллу мануфактурщиков они не заглядывали?
– Нет.
– А ты?
– Я же сказала. Я очутилась в алтаре, потом пряталась в Капелле торговцев, потом в хоре. Это все.
– А северные двери из твоего укрытия просматривались?
Она кивнула.
– И через них никто не выходил?
– Они были заперты. Я слышала, как один дежурный просил другого отпереть северный портал, чтобы пожарные протащили внутрь шланги, и тот ответил, что отпирать придется снаружи, потому что Кузнечная капелла уже горит.
– А западный вход? Там, где лестница в башню?
– Нет. Пожарная охрана вбегала только через ризницу.
– Больше никого в соборе не было? Кроме дежурных? И пожарных?
– В соборе? Нед, он горел вообще-то!
– В чем были дежурные?
– В чем? – Верити озадачилась. – Не знаю… В форме. Комбинезоны. Да… у причетника была каска.
– А в белом никого не было?
– В белом? Откуда там белое? Нед, к чему…
– И западную дверь – которая в башню – тебе тоже было видно?
Верити кивнула.
– И через нее никто не выходил, пока ты пряталась в соборе? И в Капеллу мануфактурщиков не проникал?
– Нет. Ну объясни уже, к чему это все?
Значит, северный портал заперт, южный не выпускала из виду Верити, а на улице толпились зеваки с двумя глазеющими по сторонам подпирателями фонаря.
Пожарная охрана вбегала через ризницу, которую вскоре после того, как настоятель Говард выскочил с алтарными книгами, отрезало огнем. И у наружных дверей ризницы тоже кто-то все время толкался. А еще тот толстяк дежурный гражданской ПВО, который расчищал подступы. И дракониха из цветочного комитета, застывшая в карауле у западного портала. Нет, деваться из собора было некуда.
Некуда было деваться из собора. Как из лаборатории в 2018-м. И спрятаться негде. Только в сети.
Я схватил Верити за руки. Я прятался в сети, за бархатным театральным занавесом, и Лиззи Биттнер говорила: «Я сделаю для него все». Оксфорд 2018 года. Где Ти-Джей обнаружил очаг увеличения сдвигов.
«Потому что у нас нет таких ценностей, как в Кентербери и Винчестере», – сокрушалась Лиззи Биттнер. Лиззи Биттнер, вышедшая замуж за потомка Ботонеров, строивших собор в 1395 году. Лиззи Биттнер, совравшая насчет незапертой лаборатории. Открывшая дверь своим ключом.
«Нам кажется, это первое преступление, а выясняется, что оно уже второе, – говорила дама в мехах. – Первое произошло много лет назад». Или вперед. Все-таки в нашем распоряжении машина времени. А в одной из моделей Ватерлоо континууму пришлось углубиться аж в 1812-й, чтобы устранить диссонанс.
Вот она эта мелкая, никуда не укладывающаяся деталь – рост сдвигов. Которого не возникло на той роковой переброске Верити. А ведь он мог бы помешать ей спасти кошку и предотвратил бы диссонанс. Пять минут в любую сторону – и ничего не придется расхлебывать, однако сдвиг составляет девять минут. И эти девять минут приводят Верити прямиком на место преступления.
«В каждом из смоделированных диссонансов наблюдался рост сдвигов», – утверждал Ти-Джей. Во всех до единого. Даже в тех, с которыми континуум не справился. Во всех без исключения. Кроме нашего.
А у нас в наличии только 2018 год, где сдвиги, по мнению Ти-Джея, выходят неоправданно большими для сильной удаленности от эпицентра. И Ковентри. Где вроде бы дело в очаге напряжения.
– Нед! – встревожилась Верити. – Что с тобой?