– Увеличиваются.
– Финч, пойдите узнайте у Киндл, заметила ли она какие-нибудь загадочные совпадения или странности в Мачингс-Энде. Нед, оставайтесь пока здесь. Мне нужно поговорить с Льюисом.
Мистер Дануорти вышел.
– Что все это значит? – Каррадерс озадаченно посмотрел ему вслед.
– Брошка леди Уиндермир, – пояснил я, садясь.
– Вставайте! – велела серафима. – Переброска готова. Занимайте позицию.
– Может быть, дождаться мистера Дануорти? – засомневался я.
– У меня девятнадцать перебросок на очереди, плюс еще одна срочная для мистера Дануорти, а еще…
– Хорошо-хорошо.
Я подхватил ранец, портплед, саквояж, корзину и двинулся к сети. Занавеси по-прежнему свисали почти до самого пола. Пришлось поставить часть поклажи на пол, приподнять вуаль, поднырнуть, а потом втащить багаж.
«Викторианская эпоха отличалась стремительным развитием науки и техники, – заявил наушник. – Телеграф, газовое освещение, дарвиновская теория происхождения видов радикально меняли образ жизни и сознание людей».
– Возьмите багаж и встаньте на отметку, – скомандовала серафима.
«Изменилось, в частности, отношение к путешествиям и поездкам. Изобретение паровоза и появление в 1863 году первой подземной железной дороги подарило викторианцам возможность путешествовать с невиданными прежде скоростями и на невиданные расстояния».
– Готовы? – Серафима занесла руку над пультом.
– Кажется. – Я оглянулся, проверяя, все ли втащил в сеть, и обнаружил торчащий наружу угол корзинки. – Минуточку! – Я подтянул ее к себе носком ботинка.
– Ну что, готовы?
«Доступность путешествий расширила горизонты сознания викторианцев и начала стирать классовые границы, которые…»
Серафима, рывком раздвинув занавеси, сдернула с меня наушник и вернулась за пульт.
– Готовы наконец?
– Да.
Она забарабанила по клавишам.
– Стойте! Я не знаю, куда мне.
– Седьмое июня 1888 года, – отчеканила она под дробный перестук.
– Я имею в виду, куда мне там идти, – пояснил я, перебирая складки занавесей в поисках щели. – Я не совсем расслышал мистера Дануорти. Из-за перебросочной болезни. Тугоухость.
– Тугодумие! – буркнула она. – Мне некогда!
Она выскочила из комнаты, хлопнув дверью.
– Где мистер Дануорти? – донесся ее голос из коридора. Вопрос, видимо, адресовался Финчу.
Вроде бы мистер Дануорти говорил про Мачингс-Энд и про лодку – или это было в наушнике? «Пустяковое дело, даже ребенок справится», – так вроде бы он сказал.
– Где он? – повторила в коридоре серафима неожиданно похожим на леди Шрапнелл голосом.
– Где кто? – уточнил Финч.
– А то вы не знаете! – загремело за стеной. – И не говорите, что он в больнице. Я уже достаточно наигралась сегодня в кошки-мышки. Он здесь, так?
Мамочки.
– Отойдите от двери, пропустите меня! – бушевала леди Шрапнелл.
Выронив багаж, я лихорадочно озирался в поисках укрытия.
– Нет, его там нет, – храбро отпирался Финч. – Он в Рэдклиффе.
Прятаться было негде, по крайней мере в этом столетии. Поднырнув под занавеси, я метнулся к пульту, молясь про себя, чтобы серафима успела ввести все настройки.
– А я говорю, в сторону! Бадри, велите ему отойти. Мистер Генри там, и я требую, чтобы он принимался искать мой епископский пенек, а не отлынивал, симулируя какие-то там перебросочные болезни.
– Он не симулирует, – вступился Финч. – У него острейший приступ. Двоение в глазах, трудности со слухом, нарушение логических связей…
На экране светилась надпись: «Готово. Нажмите “отправить”». Я прикинул расстояние до сети.
– Он слишком слаб для перебросок, – заявил Финч.
– Глупости! – отрезала леди Шрапнелл. – Немедленно отойдите от двери и пропустите меня.
Глубоко вдохнув, я нажал «отправить» и рыбкой нырнул в сеть.
– Поверьте мне! – в отчаянии увещевал Финч. – Его там нет. Он в Крайст-Черче.
– С дороги! – скомандовала леди Шрапнелл. В коридоре началась возня.
Я приземлился подбородком прямо на метку. Опускающиеся занавеси накрыли торчащий наружу ботинок, и я поджал ногу.
– Мистер Генри, я знаю, что вы там! – протрубила леди Шрапнелл, и дверь распахнулась.
– А ведь я говорил, – раздался голос Финча. – Его там нет.
Меня тут же не стало.
Все пути ведут к свиданью.
Уильям Шекспир
Жесткая посадка – Разница между литературой и действительностью – Сходство паровозных гудков и воздушной сирены – Польза адреналина – Я раздумываю о своем задании – Говардс-Энд – Вовремя подвернувшаяся газета – Две пассажирки – Опоздание – Альма-матер – «Оксфорд, город грезящих шпилей» – Журнал мод – Судьба – Разгадка тайны столбенеющего перед змеей кролика – Знакомство
Я вывалился прямо на рельсы, растянулся поперек, словно Перл Уайт в сериале начала двадцатого века – только у нее багажа было поменьше. Портплед и К° живописно рассыпались вокруг, а с ними и канотье, слетевшее с головы, когда я нырял в сеть.
В ушах все еще гремел голос леди Шрапнелл. Я настороженно огляделся, поднимаясь, – нет, вроде не видно. Реки с лодками, впрочем, тоже. Рельсы тянулись по травянистой насыпи, вдоль которой росли деревья.
Первое правило после выхода из сети – определиться во времени и пространстве, но как, скажите на милость? Здесь определенно лето: небо голубое, между шпалами какие-то цветочки, однако никаких других признаков цивилизации, кроме железной дороги, не наблюдается. Значит, где-то после 1804 года.
В визиках герою непременно попадается на глаза газета с громким заголовком типа «Налет на Перл-Харбор» или «Осада Мафекинга снята!» – а рядом витрина с точнехонько идущими часами.
Я машинально взглянул на свои. Их не было, и я в замешательстве уставился на запястье, вспоминая – может, их сняла Уордер, когда мерила на меня все эти пиджаки? Кстати, она, кажется, что-то совала в карман жилета. Пошарив там, я вытащил часы на золотой цепочке. Карманные. Да, правильно, в девятнадцатом веке наручные были бы анахронизмом.
Открыть «луковицу» удалось не сразу, римские цифры тоже поначалу доставили хлопот, но в конце концов я разобрался. Четверть одиннадцатого. За вычетом времени, что я лежал на рельсах и возился с часами, считай, попал тютелька в тютельку. Если, конечно, год правильный. И место.
Не зная, куда именно меня предполагалось забросить, я не мог определить, туда ли попал, но если временной сдвиг незначительный, то, наверное, и пространственный должен быть небольшим.